Для посторонних семья Меньшиковых (фамилия изменена. – Ред.) ничем не отличалась от сотен других. Одногодки Дмитрий и Тамара встретились, полюбили друг друга, поженились, поселились в трехкомнатной квартире в Коломягах, родилась дочь Юля. Родители нарадоваться не могли, воспитывали ребенка с душой. Черная кошка пробежала между родителями через восемь лет. Как-то Дмитрий заявил:
Сегодня лягу с Юлей.
Было ему тогда 30 лет. Женщина наверняка и раньше замечала, что муж излишне нежен с девочкой. Но откровенную педофилию вряд ли ожидала. Шокированная, проглотила обиду. Никому не сказала – сор из избы не выносят. А противоречить Дмитрию было бесполезно. Здоровяк, ростом выше двух метров, он запросто мог зашибить.
С тех пор Меньшиковы зажили по новым правилам. Дмитрий переселился в комнату к дочери, к жене остыл. Шли годы. В 17 лет Юля забеременела.
От кого? – наивно спросил отец.
От тебя, ты у меня единственный мужчина, - был ответ.
На семейном совете решили ребенка оставить. Дочку-внучку назвали Светой. Инцест не прошел бесследно. Ребенок заболел инсулинозависимым сахарным диабетом. Он практически неизлечим. Считай, инвалид на всю жизнь.
Сейчас Свете четыре года. Тамара подала на развод. Дмитрий вроде согласился, но с условием, что Юля останется с ним. Он по-прежнему пылает к ней «любовью».
А девушка, видимо, устала физически и морально. Заявила отцу, что расстается с ним. Хочет, мол, встречаться с парнями-ровесниками:
Мне уже 21 год, я с другими хочу!
Меньшиков, которому в начале декабря исполнится 43 года, вскипел. Он хотел вечной верности и наложил вето на свидания дочери.
Девушка пошла в милицию. Подробности вспоминала спокойно, будто рассказывала обывательскую историю. За Меньшиковым выехали три оперативника. Постучались в дверь, представились, попросили проехать с ними к следователю. Мужчина согласился. А на улице передумал и кинулся на милиционеров.
Что ж ты, Дмитрий Валентинович, с…ка, делаешь! – закричал один опер, держась за вывихнутую руку.
Двое тоже пострадали. Меньшиков сильно кусался. Помял служебную машину. Наконец, его уложили борцовским приемом и привезли в следственный отдел. Свою вину Дмитрий отрицал. «Свинью» подложила и потерпевшая. Увидев папу, Юля отказалась от заявления.
Если вы начнете его сажать, я буду говорить, что спала с ним добровольно! – кинула она в лицо следователям.
Такого поворота не ожидали. Как стало известно «Комсомолке», следствие Приморского района связывалось с Генпрокуратурой для консультаций. Видимо, основания для возбуждения уголовного дела все-таки нашлись. Возможно, Юлю убедили дать показания против отца. Не исключено, что на свободе он отомстил бы дочери за предательство.
Фигурант арестован. Он подозревается в изнасиловании несовершеннолетней и сопротивлении сотрудникам милиции, - пояснила корреспонденту «Комсомолки» руководитель следственного отдела Приморского района СУ СКП по Петербургу Екатерина Гилина.
День был праздничный, весенний. С утра звенели, пели и радостно перекликались колокола церквей, а в доме одного знатного и богатого дворянина было не по-весеннему и не по-праздничному грустно. Было тихо, шторы закрывали окна, и луч света не мог пробить толщину их, только иногда, найдя небольшую в них щель, пробивался через неё и радостно освещал мрачную обитель. И этот солнечный луч придавал комнате чарующее впечатление, давал надежду, что вскоре и вся комната будет залита теплым светом. Однако наступал вечер, Солнце уходило за горизонт, и дом опять погружался в темноту ночи. В нём не зажигали свеч, не растапливали камин, и даже печь не всегда отдавала своё тепло людям, ибо обедал хозяин, как правило, в гостях.
В один из праздничных дней, рано утром, когда город еще спал, перед домом остановился экипаж, и из него вышла красивая и молодая женщина. За ней из кареты выскочила маленькая девочка, на вид ей было лет пять-шесть. Она была вся в ожидании чего-то необычного и удивительного. Дама взяла ее за руку и двинулась к дому. Позвонила. Дверь долго не открывали, прислуга, как и хозяин, спали долго и вставали поздно. Наконец, дверь открыли. Дама попросила разбудить хозяина и представилась, как гувернантка девочки. Прислуга проводила даму с ребенком в гостиную, и пошла будить хозяина. Он долго отсутствовал, но ожидание не показалось им тягостным. Девочка разглядывала помещение, трогала вещи, стоящие на виду, и вся она была полна детского здорового любопытства. Дама тоже разглядывала гостиную, но, в отличие от ребенка, её не тронула роскошь дома. Она ощутила безрадостность данного жилища и ей стало немного страшно, с тревогой ждала она встречи с хозяином дома.
А вот и сам хозяин. В гостиную вошел мужчина лет сорока. Стройный, высокий, он был бы даже красив, если бы не печаль, которая легла на его лицо. Печальны были и глаза, и дама не увидела в них ни удивления, ни любопытства – они были вежливы, но равнодушны. «С кем имею честь разговаривать»? - спросил он. Дама представилась и протянула ему письмо, сказав, что ответ на все вопросы он найдет в этом письме. Мужчина взял конверт, открыл его и пробежал глазами несколько строк. Вдруг лицо его стало бледным, он пошатнулся и едва не упал, но быстро овладев собой, с разрешения дамы присел на диван. Он долго читал письмо, медленно, как будто бы не понимал, что там написано. Наконец, он закончил чтение и поднял глаза на даму. И она увидела, какую перемену произвело письмо. Из мрачного и равнодушного человека он превратился в страдающего, но очень доброго человека. Глаза его остались печальными, но это была уже печаль живого человека, страдающего, но имеющего надежду на исцеление, имеющего надежду на радость и счастье.
Это она? - спросил он, показав глазами на девочку.
Да, - тихо ответила гувернантка.
Подойди ко мне, дитя, - попросил он.
Девочка послушно подошла к нему и, когда она встала с ним рядом, сразу бросилась в глаза их схожесть, никто не смог бы отрицать их родство. Это были отец и дочь – два родные существа, отброшенные жизнью далеко друг от друга.
Ты знаешь, кто я? - тихо спросил он у девочки.
Да, ты мой папа. Мама о тебе рассказывала.
И что же она обо мне рассказывала?
Что ты очень добрый и очень красивый. Что ты любишь меня, а я люблю тебя.
И, сказав это, она вдруг прижалась к нему, обняв его шею своими тонкими ручонками. Мужчина не ожидал такого порыва любви и нежности и не успел проконтролировать свои чувства. Слезы выступили у него на глазах и скатились по щеке. Он обнял единственное родное существо, оставшееся в жизни, прижал крепко и долго-долго держал её в своих объятьях. Так возникла, родилась любовь двоих. Любовь на всю жизнь, двух одиноких, страдающих людей, которые истосковались по любви и нежности. Шли годы. Девочка превращалась в девушку. Дом из мрачного и унылого превратился в светлый и уютный. В нём всегда было весело, звучала музыка, слышался смех. Детвора, а позже и молодежь, любили бывать здесь. В доме их встречали с радостью, сытно угощали и разрешали делать то, что не разрешалось в других домах. И всегда отец хозяйки дома был душой компании. Его любили, он был авторитетом для всех. Похвала хозяина дома, его одобрение их поведения или поступка были самой высшей оценкой.
И вот пришел день, когда дочь должна была уехать, она хотела учиться пению и рисованию. Путь её лежал в Италию. 0ба страдали от предстоящей разлуки, но ни один из них не говорил о своих чувствах. Отец не хотел препятствовать дочери в её стремлении познать неведомое, обогатиться знаниями и научиться ремеслу художника. Он чувствовал в ней дарование и не желал препятствовать ей в осуществлении задуманного. «У каждого своя судьба, своя дорога. И пусть она идёт своим путем», - думал он, но печаль легла на сердце. Расставание пугало его. Он был уже немолод, рассчитывать на то, что все вернётся, как было, он не мог, ибо знал и понимал, что этого не может быть. Ничего не стоит на месте, всё движется, жизнь тоже имеет свою скорость и не стоит на месте.
Дочь радовалась и печалилась одновременно. Она то пела, то вдруг заливалась слезами. Но молодость и жажда жизни брали своё. День отъезда приближался.
Стоял теплый летний день. Двери дома были открыты, и ветер гулял свободно по всем комнатам. Царила неразбериха. Все суетились, громко переговаривались. Только отец был молчалив, он сидел во дворе и наблюдал за сборами. Никаких чувств не отражалось на его лице.
Подали экипаж. Прислуга стала выносить вещи и укладывать их, а дочь всё не появлялась. Наконец, появилась и она. В этот день она была необычайно хороша собой. Волнение придало ее лицу невыразимое очарование, розовый румянец окрасил щеки, глаза блестели, готовые вот-вот расплакаться, а губы пытались улыбнуться. Отец поднялся и подошёл к дочери. Они обнялись. И опять же, как в первый день их встречи, он долго держал её в своих объятьях, а она повторяла, не переставая, что любит его. Наконец, он раскрыл свои объятья и посмотрел на дочь. Как они были похожи – отец и его дитя. Он благословил её и сказал:
Где бы ты не была, что бы с тобой не случилось, помни и знай, что у тебя есть дом, где ждет тебя отец и его любовь. В горе и радости помни об этом. И знай, что ты не одинока, ибо всегда с тобой любовь моя. Прощай, дитя.
С этими словами он поцеловал её и, повернувшись спиной, быстро зашагал к дому. Экипаж отъехал.
Шли дни, недели, месяцы. Прошел год, второй, пятый. Дочь писала регулярно, писала об учёбе, о новых друзьях и о своих впечатлениях. Но никогда не писала о любви к мужчине. И отец верил, что любовь не коснулась еще её сердца. И вот, когда уже пошел пятый год разлуки, письма изменились – в них появились грусть и тоска, и приходить они стали реже и реже. Отец, любя дочь, сразу понял причину грусти и ощутил, почувствовал своим сердцем, что дочь полюбила и что любовь её несчастна. Он вместе с дочерью страдал и мучился и, наконец, не выдержав неизвестности, пустился в путь. Путь был нелёгким, дорога длинной. Но любой дороге приходит конец, и вот он у дочери. Дочь изменилась. Она стала ещё красивее, но это была уже не девушка – перед ним стояла молодая красивая женщина, познавшая любовь и страдания от любви.
Дитя, зачем ты бежишь от дома своего? Разве ты забыла прощальные слова мои? Зачем страдаешь ты в одиночестве, разве не могу я разделить с тобой твою печаль?
Дочь заплакала, она плакала так долго и так горько, будто бы хотела, чтобы все страдания её души ушли вместе с её слезами. Отец гладил её по голове, как гладил, когда она была ещё ребенком, и успокаивал её нежными словами, вселяя в её душу покой, что приносил успокоение. Любовь отца обогрела душу. Она притихла и заснула. Спала долго, так, как могут спать только дети – безмятежно и покойно. Он сидел рядом и с любовью смотрел на неё.
Сегодня мы уедем, - решительно сказала она, - ты прав, у меня есть дом, и есть отец.
Прошло полгода. И в доме появилось маленькое существо, такое беспомощное и красивое, что его обожали все. Оно принесло столько радости и столько счастья, что дом опять ожил, вновь зазвучал смех, и полилась музыка. Отец стал дедом, а дочь матерью. Маленькое существо, а это была девочка, стало фундаментом этого дома. Вокруг нее все крутилось и вертелось. Любовь витала в воздухе, её можно было вдыхать, ощущать, чувствовать.
Так прошло ещё два года. Девчушка была живой и очень напоминала свою мать в детстве. Дед её обожал и проводил всё свое свободное время, играя с ней. Дочь его ожила, материнство прибавило ей ещё красоты, а страдание смягчило душу. Она вела затворнический образ жизни, проводя дома всё своё время.
Однажды, когда зацвели сады, дочь потянуло на природу, она взяла краски и кисти и отправилась за город, желание рисовать не возникало уже более четырех лет. Она выбрала место и расположилась для рисования. Утро было чудесное. Солнце ласково обогревало землю, птицы пели свадебные песни, а луг был усеян цветами. В воздухе ощущался аромат весны. Она так увлеклась работой, что даже не заметила, как к ней подошел незнакомец. Он остановился за её спиной и долго наблюдал за ней. И только тогда, когда она уже собралась уходить, он вышел из-за спины и, извинившись, представился. Так они и познакомились. Весна подарила им любовь, взаимную и счастливую. Дочь расцвела от счастья. Теперь она имела всё – дом, семью, любовь. Вместе с ней расцвели и её домочадцы. Отец помолодел, глаза его сияли, они светились любовью и радостью. Внучка обрела отца и тоже была счастлива. Любовь поселилась в доме навсегда.
у моей подруги умер отец. Это случилось пару лет назад. С тех пор она живёт с отчимом. В последнее время мы стали замечать странности,у нас,как и у всех подростков,есть место где мы сидим. Это место старая стройка,мы называем это место Лабики. Однажды мы сидели на лабиках,а эта подруга (скажем звали её лена),заплакала,закричала и убежала наверх. Мы всей компанией ринулись её догонять. Догнав спросили в чём дело,она ответила,что якобы под лабиками увидела своего умершего отца,он её звал. Мы приняли это как шутку,но лена не хотела успокаиваться. Такие случая продолжались на протяжение 2 недель. Через 2 недели случай принял новые обороты. Я сказала Лене,что мне надоело это, что мальчики идут на речку и ждут нас там,а мы девочки (я,Лена и кристина) идём ко мне домой,выпьем для храбрости водки грамм по 50 и идём в церковь.
придя ко мне домой,я усадила девушек на кухне,а сама пошла в комнату за водкой. Возвращаясь я увидела что на кухне стоит Кристина,и махает руками перед глазами лены и говорит,что-то типа “очнись,леееннааааа”. Мне стало ещё больше не по себе,вдруг собака стала лаять в тот угол,куда был направлен холодный взгляд Лены. Это продолжалось несколько минут. Наконец-то я осмелилась зайти на кухню. Я взяла сыр и стала его резать, как вдруг Лена “”ожила” пригнулась,закричала и выбежала вон из квартиры,за ней кричащая Кристина,а следом я с сыром в руке. Выбегая я взглянула в зеркало и увидела там белый силуэт,я резко схватила собаку и выбежала в подъезд. Мы спросили из-за чего Лена закричала,оказывается она увидела своего отца с ножом в том углу,где лаяла собака. Мне страшно было зайти в квартиру,но я всё-таки решилась. Я убрала так и не открытую водку,сыр,взяла поводок и мигом ушла оттуда. Всем было страшно,Лена решила что в церковь ей лучше зайти одной,а мы с Кристиной её лучше подождём около. Когда Лена ушла,мы с Кристиной стали говорить о произошедшем,наши сердца так и колотились в страхе.
Наконец Лена вернулась и мы решили пойти к пацанам на речку. Чтобы в нашем городе пройти на речку,надо пройти по автомобильному мосту,именно там мы и встретили наших пацанов. Я с радостью и со слезами на глазах побежала к Жеке,рассказала ему обо всём и он стал меня обнимать и успокаивать. Мы с Кристиной курящие люди,и когда пришли на речку скурили по 3 сигареты. Напряжённая обстановка и внезапный визг и плачь Лены. Все обернулись назад и побежали к ней. Она сказала,что в окне сгоревшего дома увидела отца. мы с кристиной впали в истереку,ведь мы тоже что-то в окошке потом заметили! а пацаны решив нас успокоить,начали орать матом на этого призрака и пошли в этот дом,никого не найдя они вышли оттуда. Но это нам не помогло. Потом лена побежала к реке,и чуть не спрыгнула с холма в неё,её во время подхватили поцаны. Потом она пыталась убежать,но мальчики её крепко схватили,у нас с кристиной истерика,Лика сидит не моргая,в ступоре. Лёша (так звали одного пацана) сам не на шутку перепугался. и вдруг я отчётливо стала слышать чей-то шёпот,а каждому из нас по очереди кто-то дышал в спину. По этому шёпоту я поняла лишь три слова: Лена,обидит,убить.потом лёша тоже стал что-то слышать,но он ничего не понял кроме:убить.лена вышла из ступора и мы стали спрашивать:”где стоит твой папа?”она показывала тыкая пальцем на кого либо из нас.и деиствительно тот на кого она показывала,чувствовал сзади на шее чьё-то дыхание. потом мы все резко собрали свои вещи и ушли. оказывается лене отец ещё и снился.
Переминаясь с ноги на ногу, Бекки вот уже пятнадцать минут гипнотизировала ручку двери, что вела в комнату отца, и всё никак не могла решиться. Кусая губы, девушка то и дело протягивала дрожащую ладонь, но едва пальцы касались блестящей поверхности, Бекки тут же отдёргивала их, словно от удара током.
"Ребекка Джейн Лайнел! - мысленно прикрикнула девушка сама на себя, мрачно глядя на ненавистный кусок металла. - Ты - самая большая трусиха, которую только можно вообразить! Ты не волчица, ты... ты йоркширский терьер! Чихуахуа! И то они, наверняка, смелее будут!"
"Ну и пусть! - отозвался другой внутренний голос со скулящими нотками. - Да, я - трусиха! Но и любая другая бы на моём месте боялась! Переспать с собственным отцом!"
"Подумаешь! Для нас в этом нет ничего такого!"
"Ничего такого?! Да если бы кто-то узнал..."
"Не смеши! Мы же не люди, мы - волки! Это они будут вырождаться, а для нас..."
Тут ручка двери вдруг повернулась, и мысленный спор с самой собой тут же оборвался.
- П-привет, - не придумав ничего лучше, выдавила из себя Бекки, снизу вверх глядя на стоявшего на пороге высокого черноволосого мужчину.
- Здравствуй, - ответил он, вскидывая бровь. - И долго ты собиралась тут стоять?
Тут же покраснев, Бекки потупилась.
- Ну... я... кхм...
Мистер Лайнел усмехнулся.
- Проходи.
Дождавшись, когда дочь переступит порог, мужчина закрыл дверь на ключ. Девушка вздрогнула.
"Заче-е-ем?? Ну почему именно я-а?!"
"Ты уже спрашивала у отца. Помнишь, что он сказал?"
"Что так надо, что это ради семьи... Но этого мало!"
"Достаточно! Ты же не хочешь её подвести?"
Тяжело вздохнув, Бекки кивнула своим мыслям.
- Подожди минуту, я сейчас закончу, - донёсся голос из другого конца комнаты.
Девушка обернулась: мистер Лайнел сидел за столом и что-то быстро печатал, внимательно глядя на монитор. Эх, уже почти ночь, а отец всё работает. Впрочем, у него так бывает очень часто.
- Хорошо.
Наконец-то выпустив судорожно сжатый край шёлкового пеньюара (Рэйчел сказала, что сегодня идти к отцу в пижаме с розовыми бегемотами не стоит), девушка подошла к книжным шкафам. Они тянулись от двери до самого окна на противоположной стене, и каждый был высотой до потолка. Почти все полки были плотно заставлены книгами, но на некоторых Бекки увидела рисунки, которые младшие братья и сестры рисовали для отца, а также всякие разные фотографии. В основном, на них были запечатлены сам Джон Лайнел и кто-то из его детей, или и вовсе только они, без отца. Матерей не было ни одной. Да-да, именно "матерей", ведь сыновья и дочери у мистера Лайнела от разных волчиц. Встречаться с ними он позволял очень редко, но Бекки от этого ни капли не страдала: Рэйчел, одна из старших сестёр, с самого детства заботилась о ней, как о собственном ребёнке. Девушка даже помнила, как в пять лет и впрямь называла её "мамой".
- Ты готова?
Бекки снова обернулась: выключив компьютер, мистер Лайнел снимал пиджак. И почему отец даже дома ходит в костюме? Хорошо хоть без галстука.
Нет-нет, дурацкие мысли! Не о том! Сейчас ведь это свершено не важно!
- У... угу... - выдавила девушка, снова краснея и пряча взгляд.
Мужчина подошёл к просторной кровати.
- Тогда иди ко мне, - сказал он, опускаясь на меховое покрывало.
Прерывисто вздохнув, Бекки подчинилась, чувствуя себя нашкодившим щенком, которого сейчас должны наказать. Ох, нет, только не это! Своих детей мистер Лайнел хоть и очень любил, да только был ужасно строг и всегда требовал полного подчинения, какое и должно быть в "волчьей стае". Непослушание каралось, тем жёстче, чем старше был виновник или виновница. Как бы Бекки сейчас хотела вернуться в детство! Хотя...
Подойдя к кровати, девушка было хотела опуститься на покрывало рядом с отцом, но тот, взяв её за руку, усадил себе на колени.
- Не бойся.
Не сдержавшись, Бекки обняла отца. Прижавшись к нему всем телом, опустила голову на плечо и закрыла глаза. Совсем как в детстве, когда маленькая девочка, несмотря на все уговоры старшей сестры, плакала и не могла уснуть из-за то и дело мелькавших за окном ужасных чудовищ. Но потом приходил папа, обнимал малышку, вытирал слёзы, и чудовища исчезали, превращаясь в самые обычные кленовые ветки. Девочку тут же клонило в сон, отец укладывал её, но не уходил, пока дочь не засыпала, непременно держа его за руку.
Теперь мистер Лайнел снова обнимает Бекки, она снова чувствует себя в безопасности. Папа ведь такой сильный. Он всегда защитит, не даст в обиду. Да, очень сильный... очень... истинный волк... ох...
Так странно.
Опять это чувство.
Словно... словно Бекки сейчас не просто с отцом, а...
Продолжая обнимать, мужчина гладил дочь по светлым волосам. Ещё такая молодая! Совсем девчонка, его маленькая Бекки. Но нет, уже далеко не ребёнок. Уже девушка, обещающая стать волчицей, красивой и сильной. Совсем как её мать...
Нет, эту свою дочь мистер Лайнел не отдаст никому. Ни один посторонний волк не коснётся Бекки, ни одна семья не получит её волчат - уж слишком они будут сильны, чтобы носить иную фамилию, кроме как Лайнел. А ведь многие уже заглядываются, уже интересуются планами Джона насчёт именно этой его дочери. Просто отказать? Слишком опасно и чревато огромным количеством неприятностей как для самой девушки, так и для остальных членов семьи. Нет, этого Джон допустить не может. Ему остаётся лишь следовать первобытным законам стаи и сделать Бекки своей, чтобы больше никто, ни один волк не смел претендовать на неё.
А девушка всё прижималась к отцу. Знакомый запах, ласковые прикосновения, осторожный поцелуй в висок - ещё пару лет назад Бекки бы уже давно уснула, пригревшись, но сейчас...
Опять. Вроде бы всё как всегда. Но по-другому. Вроде бы отец, а вроде бы...
Волк?
Мужчина?
Всё вместе.
Снова поцелуй. Всё такой же осторожный и нежный, только уже ниже, в щёку. Ещё ниже. Ещё. В шею.
Чувствуя, как по телу прошла волна чего-то очень сладкого, Бекки, тихо охнув, вцепилась в рубашку отца.
- Всё хорошо, - прошептал мужчина. Осторожно и ненавязчиво, его рука скользила по спине дочери, то и дело приподнимая шёлк пеньюара. - Расслабься.
- Папочка... - выдохнула Бекки, невольно прижимаясь к нему крепче. - Это... это... так странно...
Мистер Лайнел усмехнулся. Да, не ребёнок. Давно не ребёнок...
- Но приятно? - спросил он, проводя губами по шее девушки от уха до плеча, заставляя её снова вздрогнуть.
- Д-да... ох...
- Значит, всё хорошо. Так и надо.
- Я... но... но... я...
- Тише. Расслабься.
- Папа...
Продолжая целовать нежную кожу, мужчина, развязав пояс пеньюара, коснулся обнажённых бёдер, провёл по животу, груди. Чувствуя, что вновь краснеет, Бекки невольно попыталась отстраниться, но всего одно движение сжавших сосок пальцев, и девушка не сумела подавить громкий стон.
- Папа!..
- Что такое? - негромко спросил мистер Лайнел, не убирая руку.
- П-перестань!..
- Тебе не нравится? Тебе плохо?
- Н-нет... но... я... это... мучительно!..
Мужчина лишь усмехнулся, продолжая.
Бекки трепетала, теперь ей было невмоготу просто спокойно сидеть, наслаждаясь отцовским теплом. Теперь внизу живота что-то ныло, сильно и сладко, заставляя девушку сильнее сжимать колени.
- Пожалуйста... - уже через пару минут снова взмолилась она, заглядывая в желтовато-карие глаза. - Папа... не делай так...
- Хорошо, - милосердно согласился мужчина, опуская руку дочери на бедро. - Но тогда ты должна пустить меня.
- П-пустить?..
- Да. Сюда.
Пальцы мистера Лайнела коснулись низа живота. Бекки снова застонала.
Пустить... туда, где так мучительно-сладко... но и так стыдно!..
Тихо заскулив, девушка уткнулась лицом отцу в плечо. Вновь усмехнувшись, он сам развёл колени дочери в стороны, опуская руку ещё ниже.
И опять стон. Долгий, громкий.
Да, девочка готова.
Помучив дочь ещё немного, мистер Лайнел откинул покрывало и осторожно уложил её на постель. Встал.
Тяжело дыша, девушка не сразу поняла, что происходит, но когда мужчина принялся расстёгивать рубашку - тут же отвернулась, мгновенно сообразив. Совсем скоро, вот почти сейчас отец сделает Бекки женщиной. Осознав это, представив, как уже через пару минут будет лежать под ним, чувствовать его, девушка снова застонала, заскулила, сжимая простыню и кусая губы.
Избавившись от одежды, мистер Лайнел лёг на постель, накрывая дочь собой так, чтобы свести колени она уже не могла. Разгорячённое женское тело, пусть даже такое молодое... особенно такое молодое... карие глаза уже почти целиком стали волчьи-жёлтыми.
Бекки обняла отца. Руки дрожали, но внизу живота всё ныло так сильно, что девушка даже не боялась. Все мысли были лишь о том мужчине, том волке, что сейчас сделает её своей.
- Пожалуйста... пожалуйста...
- Молчи, Бекки!.. - сквозь зубы прорычал мистер Лайнел, упиваясь исходящим от тела дочери терпким запахом желания и возбуждения.
Но девушка просто не могла молчать.
- Прошу... я... я хочу...
- Девчонка!..
Мужчина подался вперёд, заставив Бекки закричать, впиваясь ногтями в спину отца.
- Нет! Больно!
Но тот не останавливался. Сдерживаясь, он хоть и медленно, но всё равно двигался, вырывая из груди дочери всё новые стоны и мольбы прекратить. Нет, этого делать не нужно. Раны оборотней заживают очень быстро - скоро девочка будет стонать не от боли. Главное - сдержаться самому.
Бекки же продолжала стонать и скулить, на глазах даже появились слёзы. Но вскоре девушка начала чувствовать, что боль отступает, что та мучительно ноющая сладость возвращается, становясь всё сильнее, сильнее, сильнее...
Как ты себя чувствуешь? - спросил мистер Лайнел, осторожно гладя лежавшую рядом дочь по волосам.
- Хорошо... - прошептала девушка, наслаждаясь ощущением приятной слабости. - А... а ты?
- Я тоже.
Приподнявшись на локтях, Бекки заглянула отцу в глаза - уже снова карие, лишь с тонкими жёлтыми кольцами вокруг зрачков.
- Тебе... тебе понравилось?..
Покачав головой, мужчина усмехнулся.
- Да. А тебе?
Покраснев, девушка уткнулась лицом ему в грудь. Да, ей понравилось. Очень. Никогда в жизни Бекки такого не испытывала и была уверена, что ни с кем другим не испытает.
Интересно, а завтра вечером отец сможет освободиться пораньше? А то ведь, чтобы забеременеть, одного раза может быть и мало...
Улыбнувшись своим мыслям, Бекки прижалась к мужчине крепче.
Настя Калинина* завела в Интернете специальную страничку. Там она во всех подробностях описывает все, что произошло в ее семье десять лет назад.
И прямо обвиняет своего родителя в сексуальных домогательствах.
Молчание в обмен на сладости
Мой отец - педофил! - открыто заявила корреспонденту "Комсомолки" двадцатилетняя Настя. - Его жертвой была я.
С помощью Интернета и общественного мнения Анастасия пытается наказать отца за испорченное детство. Однако такая активность очень не нравится папаше, который грозится подать на нее в суд за клевету.
Десять лет назад семейство Калининых мало чем отличалось от других петербургских семей. Дмитрий и Татьяна жили в собственной квартире в Кировском районе, трудились в железнодорожном депо и воспитывали Настеньку. Порой серьезно ругались. Но как только скандал стихал, их жизнь возвращалась в привычное русло.
Мама регулярно дежурила в ночную смену, - вспоминает Настя. - Я оставалась дома с папой. Мне это очень нравилось, так как отец меня сильно баловал.
Девочка ходила в балетную школу, а потому родители внимательно следили за ее распорядком дня и рационом. Но втайне от жены Дмитрий угощал дочку разными сладостями, разрешал подолгу смотреть телевизор, покупал всякие безделушки и давал деньги на карманные расходы. Дочка души не чаяла в своем отце.
С чего все началось, я уже и не помню, - говорит Настя. - Сначала он мне рассказывал, откуда берутся дети и чем отличается мужчина от женщины. Потом перешел от теории к практике...
Дмитрий стал показывать малолетней дочке эротические фильмы. Дальше - больше. Насте отчетливо врезалось в память: она сидит на коленях у отца, и тот рассказывает ей очередную взрослую историю. Внезапно Дмитрий прервал свой рассказ и спросил, чувствует ли девочка "кое-что" под собой? Дочь кивнула.
Раздевайся, - приказал отец.
Дочь послушалась беспрекословно.
Он трогал меня и просил, чтобы я тоже потрогала его "достоинство", - вспоминает Настя. - До изнасилования, слава богу, дело не дошло. Хотя он пытался это сделать. Но у него ничего не получилось. Я сказала, что мне больно и я не хочу. Он целовал меня, говорил, чтобы я ему язык засунула в рот.
Эти взрослые игры, по уверениям дочери, продолжались несколько месяцев. А однажды отец и вовсе заставил ее заняться с ним оральным сексом.
Он просил меня не рассказывать об этом маме, - продолжает Настя. - Говорил, что иначе у нас с мамой больше не будет денег. Я поняла, что если проболтаюсь, то сделаю всем только хуже и молчала.
Признание в грехах
Когда у Дмитрия с Настенькой появилась "страшная тайна", сердце матери почуяло неладное.
Я своими глазами ничего не видела, но у меня закралась мысль, что такое возможно, - говорит Татьяна. - Однако я ее отогнала подальше: ведь не может же мужик быть такой сволочью. Оказалось, что может.
Однажды девочка осталась с бабушкой. Они играли, и внучка неожиданно что-то ляпнула о фильмах, которые она смотрела вместе с папой. Бабушку поразили познания малышки, и она рассказала обо всем Татьяне. Тем же вечером у мамы с дочкой состоялся серьезный разговор.
Дмитрий в это время был на даче. Когда вернулся, жена с порога выложила ему, что знала. Ошарашенный глава семейства забился в истерике, стал просить прощения. Он готов был пойти на все, чтобы искупить свою вину.
Воспользовавшись моментом, Татьяна заставила мужа написать признательное письмо. Дрожащими руками он нацарапал на тетрадном листке о своих злодеяниях.
С этой бумажкой женщина отправилась в милицию. Однако там ее ждало разочарование. Милиционеры выслушали ее рассказ, прочитали письмо. После этого заявили: "Вряд ли что-то сможем сделать. Ведь никаких реальных доказательств развратных действий нет".
Мне сказали, что нужна видеозапись, фотография, следы на одежде или на самом ребенке, - вздыхает Татьяна. - Правда, предложили избить мужа так, чтобы он остался инвалидом. Но мне этого не нужно было.
Еще около полугода семья жила вместе. Только Настю наедине с отцом мать больше не оставляла. Когда она уходила в ночную смену, с девочкой оставалась бабушка.
Месть за испорченное детство
И все же вскоре супруги развелись и разъехались. После этого Татьяна вздохнула с облегчением, так как совместная жизнь, как оказалось, была для нее настоящим кошмаром.
Все двенадцать лет, которые мы прожили в браке, я чувствовала себя жертвой, - вспоминает Татьяна. - Муж неделями не выходил из запоя, бил меня. Но самое ужасное, что после происшествия с дочкой у него не было ни капли раскаяния.
Я теперь понимаю, что мама терпела его только ради меня, - говорит повзрослевшая Настя. - Отец хорошо зарабатывал и обеспечивал нас. Даже в тяжелые времена у нас было все: хорошая еда, компьютер, мобильники. Мне нравилось так жить. Я была против развода. Может, поэтому мать еще почти год его терпела.
Спустя несколько лет Татьяна снова вышла замуж. Сейчас у нее растет полуторагодовалый ребенок от второго брака.
Насте исполнилось двадцать лет. Она живет одна в собственной квартире и, кажется, довольна жизнью. Вот только с противоположным полом у нее отношения не клеятся. Она боится парней. И считает, что в этом виноват отец.
Я была маленькой девочкой, играла в куклы и мечтала, что выйду замуж за принца. Но папа эти мечты разрушил, - вздыхает девушка. - Кроме того, мне не дает покоя то, что он издевался над мамой и сейчас у нее серьезная болезнь на нервной почве. Самое мерзкое, что он все это признает, но искренне считает, что не сделал ничего плохого.
На помощь милиции девушка не рассчитывает. У нее до сих пор хранится та самая записка. И Настя решила придать дело огласке через Интернет.
По закону я не могу его наказать, так пусть хотя бы как можно больше людей в Петербурге узнает о его "подвиге", - говорит она.
МНЕНИЕ ОТЦА
Людей портит квартирный
Единственное ее доказательство - та самая записка, - говорит Дмитрий Калинин. - Она действительно написана моей рукой. Но я это сделал, чтобы сохранить семью. Хотя описанные в ней действия и квалифицируются, как педофилия, никаких развратных действий я не совершал. Это тогда даже медкомиссия подтвердила.
По мнению отца, эта история всплыла спустя десятилетие неспроста. Всему виной его квартира, на которую положила глаз дочка. Дело в том, что и он, и Настя прописаны в той самой квартире, где они жили десять лет назад. Однако в 2007 году Дмитрий женился на молодой девушке, которую также прописал на этой жилплощади. Этот брак развалился. Однако свою вторую жену Дмитрий выписывать из квартиры не стал. Это, по его мнению, очень бесило Настю, которая решилась на шантаж.
Дочь поставила мне условие: либо я выписываю бывшую жену, либо она пускает в ход записку, - говорит Калинин. - Я отказался, вот все и началось.
Ведь после того, как мы с ее матерью развелись, дочь у меня периодически жила. И за границу, и в деревню на отдых с "папой-педофилом" ездила. И ни о какой психологической травме речи не шло. А тут вдруг на 21-м году жизни она вдруг проявилась. Странно все это.
* Фамилии героев материала изменены.
