Отношению к животному он может. Православное отношение к животным

(Мысли и чувства по поводу недавно появившегося сочинения Брегенцера: «Животная этика. Изложение нравственных и правовых отношений между человеком и животным». Бамберг. 1894 г.) ·

Вопросы нравственного свойства, как близкие сердцу каждого человека, всегда пользовались вниманием последнего. С особенною любовью они рассматриваются и решаются в настоящее время как призванными, так и непризванными мыслителями, как компетентными, так и некомпетентными лицами. Некоторые ученые, оставив рассуждения о нравственных отношениях человека к Богу, себе самому и ближним, с особым жаром веялись за решение вопроса об отношении человека к животным и обратно. Вопрос, бесспорно, не лишен большого интереса и имеет полное право занять известное место в этике, какое ему действительно и отводится некоторыми моралистами в их нравоучительных системах . Притом, данный вопрос далеко не нов: он имеет длинную историю, начало которой относится к глубокой еще древности. Отсюда он получает еще более серьезное значение и еще сильнее может заинтересовать исследователя.

Решению этого вопроса посвящено сочинение, заглавие которого нами выше выписано. Интересны те условия, при каких этот труд появился на свет, так как они знаменательно характеризуют не только его автора, но и внутренней (умственный, нравственный и религиозный) склад некоторой (сравнительно значительной) части германского общества, не чуждый известных слоев и вашего. Германский союз обществ покровительства животным в августе 1888-го г. предложил для сочинения тему: " Право животных. Освещение надлежащего отношения между человеком и животным с нравственной и правовой сторон». За лучшее исследование была обещана премия, которою названный союз и увенчал (в иоле 1889го г.) рукопись, принадлежавшую Брегенцеру. Тогда же имея намерение выпустить свой труд в свет, автор по разным обстоятельствам, однако, не мог сделать этого до 1892го года. Между тем, за это время появилось в свет нисколько трудов из однородной же области, отчасти очень важных, по сознанию Брегенцера, и проливавших новый свет на некоторый стороны дела . Отсюда для нашего автора явилась настоятельная потребность в соответствующей существу дела переработке своего исследования. Переработка эта, по его словам, оказалась настолько существенною, что сочинение в конце концов явилось в значительно (­в три раза) увеличенном виде по сравнению с премированным в 1889 г. Впрочем, руководящая основная мысли, общий дух и направление последнего сочинения и в новом его виде сохранились те же, каковы были и в первоначальном. Названный союз обществ покровительства животным нашел возможным отпечатать этот труд даже на свой счет, чем заявил, конечно, о полной своей солидарности с г. Брегенцером. Таким образом, на рассматриваемое сочинение приходится уже смотреть как на выражение взглядов не одного человека, а целых обществ, сплотившихся воедино во имя упомянутой цели.

Так как взгляды Брегенцера на рассматриваемый им вопрос, как ниже увидим, крайне оригинальны, то мы предварительно изложим должный взгляд на дело на основании данных Слова Божия и разума, после чего постараемся осветить с существенных сторон и воззрения нашего автора.

По учению Слова Божия, человек является венцом божественного творения, господином и владыкою всей твари (). Последняя представляется воззванною к бытию ради человека. Вся видимая природа земная предназначена на служение человеку; она – как бы жилище, где распорядителем и хозяином является человек... Обстоятельством, возвышающим человека над всею внешнею природою, служит состав его существа. Он один только на земле создан по образу Божию (). Он один только состоит не из тела лишь, но вместе с тем и из души, вдунутой в него его Творцом (-II, 7). Дух его бессмертен, предназначен к вечному развитию и усовершенствованно, что, как всецело чуждое животным, возвышает человека на недосягаемую над этими высоту. Но, если человек признан обладать землею и владычествовать над тем, что на ней находится (-I, 28, 26), то спрашивается: чем он должен руководствоваться в данном случае? Рассматривание творений Божьих, по слову св. ап. Павла, дает возможность увидеть вечную силу Бога и Божество (). Следовательно, в этих творениях известным образом заявляет о Себе, открывает Себя, Свою божественную и святую волю, силу и пр. Отсюда проистекает вывод по отношению к человеку: в своем поведении в виду остальных творений Божьих он не должен и не может руководствоваться произволом, но обязан постоянно иметь пред собою те цели, с какими эти творения созданы Богом, и, со своей стороны, по мере возможности содействовать их осуществление. Такое только поступание человека и можно назвать нормальным в данном случае. Всякое же иное – ненормально. С течением времени (на страшном суде) от человека потребуется отчет, между прочим, и в его поведение относительно прочих земных творений. Как же, в частности, человек должен смотреть на последних? Человек создан для высокой цеди – для стремления к Богоуподоблению. Внешняя природа, а в том числе и животные и пр., все это, как и сказано уже, сотворено для человека. Следовательно, все животные и все вообще земные творения являются как бы некоторыми средствами, помогающими человеку идти по его жизненному пути, т.е., другими словами, по пути к его нравственному усовершенствованию. Словом, всякое земное творение должно быть прежде всего рассматриваемо человеком как именно средство в указанном смысле. А со всяким средством должно поступать осторожно, не злоупотребляя им, не направляя его туда, куда не следует. Иначе последнее не только не посодействуете его нравственному развитию, его движению к своей конечной цели, но даже воспрепятствует. Это-с одной стороны. С другой, каждое творение, а в том числе и животные, может быть рассматриваемо и не только – как средство для человека, но в известной степени и – как самоцель, как нечто такое, что имеет некоторый права существовать и само для себя только. Отсюда человек, призванный владычествовать над природою, не всегда имеете право смотреть на последнюю только чрез стекло своих личных интересов; но иногда, да и не только иногда, а и вообще обязан не покидать и иной, именно вышеуказанной, точки зрения на дело. Иное, сравнительно с этим, постулате человека будет указывать уже на злоупотребление с его стороны данною ему от Творца властью, как не отвечающее тем целям, с какими создана внешняя природа, как идущее в разрез с божественною волею. Вообще в своих отношениях к внешней природе, а следовательно, и к животным человек должен подражать Создателю, образом Которого он является, «Господь – праведен во всех Своих путях и благ во всех делах Своих» (). «Благ Господь ко всем, и щедроты Его на всех делах Его» (ibid. 9)... Эти же черты должны отмечать собою, между прочим, поведение человека и в отношении к внешней природе. Вносить какое либо расстройство в последнюю он не имеет нравственного права: ему не дозволяют этого ни справедливость, ни благость. Руководствуясь в данном случае тою и другою человек с похвалою отмечается премудрым Соломоном: «праведный», говорит он, «печется и о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко» (Притч. Сол. XII, 10). Конечно, есть случаи, в которых человек вынуждается наносить ущерб животными пр. и даже лишать животных жизни, но эти случаи имеют особый характере и против высказанных нами соображений не говорят ничего. Так, когда нападаете на человека дикий зверь, первый, защищаясь, имеете право убить этого. Вообще человек вправе искоренять вредных животных, который могут угрожать безопасности его или других людей. Наконец, разрешается человеку убивать некоторых животных для употребления мяса их в пишу. Но все такие разрешения имеют не безусловное значение, а ограниченное. Избиение вредных и опасных для человека живых существе должно быть ведено крайне осмотрительно и в отношении к мере его, и форме. Иначе поведение человека будет всецело предосудительно, как отмеченное элементом жестокости. Равным образом и избиение животных в пищу человеку не должно переступать определенных границе, скорее даже должно по мере возможности суживаться и суживаться. В мыслях, высказываемых вегетарианцами, много смысла и истины. Приличная мера, равно как и форма должны иметь место и во всех тех случаях, где мы пользуемся животными для доставления себе таких или иных развлечений, удовольствий и проч.

После высказанных нами соображений и оснований становится вполне ясным, как следует смотреть на вивисекцию, на охоту, на держание животных, птиц, рыб... в неволе и тому подобные явления, какие сплошь и рядом встречаются в обыденной жизни. – Резать животных (вивисекция), мучить их... до смерти, иногда, говорят, необходимо в интересах человечества. Вивисектор таким путем, говорят, может узнать многое такое, что затем с большою пользою может быть применено к человеку. А интересы человека, мол, во всяком случае, должны быть предпочитаемы интересам животных... Если ученый, прибегающий к вивисекции, действительно твердо убежден в том, что польза, о которой упоминалось, в данном случае подлежать сомнению не будет, при том, она окажется немаловажною, тогда, быть может, еще и мыслимо на рассматриваемый вопрос дать положительный ответ. Хотя вивисекция сама по себе – зло, но, в интересах человечества, она может быть допустима. Так обыкновенно смотрят на дело моралисты, хотя мы лично примыкаем к их мнению с крайне неприятным и тягостным чувством. Что же касается такого рода случаев, где ожидаемая от вивисекции польза или весьма малозначительна, или совсем бесценна, то здесь о дозволительности резать и мучить животных не может быть и речи. Голос совести должен подсказать это ученому, если только и последнем не угасла хоть какая-нибудь искра сострадания, жалости к живым существам. Если же ученый прибегает к вивисекции и в недозволительных случаях, т. е., таких, где не предвидится сколько-нибудь существенной для человечества пользы, тогда он является преступником, подлежащим строгой ответственности не только пред нравственным, но и пред гражданскими законами. – Вопрос об охоте также решается без труда. Все зависит от цели охоты и от объектов, на какие она направлена, Если цель охоты – доставить себе необходимые средства к жизни, тогда охота, конечно, может считаться делом нравственно-позволительным. Если цель охоты – избиение приносящих человеку вред диких животных, то и в этом случае охота, как некоторого рода самооборона, самозащита, также может не встречать возражений. Но охота ради её самой, ради развлечения, ради доставления себе удовольствия, травля животных собаками – все это нечто ужасное, против чего всецело возмущается и восстаёт наше нравственное чувство. – Как на дело жестокости человеческой, должно смотреть и; на держание в неволе птиц (в клетках), золотых рыбок (в комнатных аквариумах) и т. под. Человек не извлекает отсюда никакой для себя пользы, кроме не особенно понятного иногда удовольствия; а между тем названные живые существа, вырванные из той среды, какая является для них наиболее соответствующею и родною, принуждены жить в совершенно чуждых им условиях, терзаться, мучиться и т. д.

Словом, в основе отношений человека к животным должны лежать справедливость и благость, – мысль, что и животным свойственны чувства боли, равно как чувства радости и довольства..., и отсюда желание человека по мере возможности облегчать их жизнь или не препятствовать им жить по-своему.

Такое отношение человека к животным только и может быть признано нормальным и желательным. Посмотрим теперь, какие взгляды проповедуются г. Брегенцером.

Его сочинение, безотносительно к качеству тех выводов, какие здесь нашли место, заслуживает похвалы, как представляющее плод великого трудолюбия автора, обстоятельного ознакомления его с литературою вопроса, желания его, т. е., автора, возможно глубже вникнуть в сущность дела и т. д. Оно захватывает широкую область, в которую входит весьма много частных вопросов из различных наук, так что надлежащее обследование этой области, по выражению автора, не может быть достигнуто усилиями одного человека, а есть дело нескольких наук и работников. При всей своей скромности, автор, однако, находит возможным с осторожностью, впрочем, сказать о себе, что им собраны и сгруппированы ценные материалы, предложены удовлетворительные пролегомены для будущей животной этики и сделан значительный шаг к решению вопроса.

Главные пункты сочинения г. Брегенцера таковы. Сначала идет введение (1 – 5 стр.), с одной стороны, указывающее «задачу» сочинения, а с другой, говорящее об «единстве животного мира». Дальше следуют две части сочинения. В первой- «этнологико-исторической» (6–261 стр.) пять отделов. В первом отделе трактуется о «религии и животном», причем сначала характеризуются «низшие религиозные ступени первобытного времени», а потом идет речь о «животном в более возвышенных религиях» языческого востока, иудейства и, наконец, христианства. Предмет второго отдела «животное с точки зрения жизни и нрава», причем отмечаются самые разнообразные отношения людей к животным, начиная от ненависти к ним, боязни их и оканчивая любовью к ним, почитанием, – говорится о животном в сфере искусства и т. д. В третьем отделе идет речь о «животном в правовой жизни». При этом указываются «привилегии животных», говорится о «правовом уравнении их с человеком», об «уменьшении и лишении их прав» и т. д. Четвертый отдел излагает «историю научной животной этики в древности, в средние века и в новейшее время». Наконец, пятый представляет свод «главных результатов», добытых автором на почве историко-этнологического исследования, веденного им. – Вторая – «систематическая часть» данного труда (стр. 262–410) состоит из трех отделов. Первый из них решает некоторые «психологически этические вопросы предварительные», как-то: о «жизни и душе, об индивидууме и роде…, чувствовании, желании и познании, о самосознании и самоутверждении» и т. д. Второй отдел имеет в виду «обще-этическую и моральную задачу», причем говорится о «мотивах нравственного, особенно животно-этического поступания, о цели этики, специально-животной, о животно-этической задаче общественных и государственных органов», – обозреваются «отдельные животно-этические обязанности». В последнем отделе отмечается «животно-правовая задача»: указывается «юридическое основоположение животного права», говорится об «интересах животных, которые, т. е., интересы, «стоят под покровительством права», и затем оттеняются «права человека в отношении к животному». В самом конце сочинения предлагаются некоторые заключительные соображения и выводы.

Как, однако, удалось г. Брегенцеру справиться со своею задачею, так широко им задуманною? – Он заявляет себя последователем дарвиновского (а подобных этому) взгляда на дело. Такое расположение его к дарвинизму и пр. ясно проглядывает во всей его книге. Отсюда уже само собою ясно, чего мы должны ожидать от последней. Животные здесь возводятся на пьедестал, им несвойственный, между тем как человек низводится с принадлежащей ему по праву высоты в положение, в общем однородное с занимаемым животными. Итак, основная точка зрения целого союза обществ покровительства животным проповедует низведение человека и возвышение животных до последнего, некоторым образом взаимное их уравнение!

Такая точка зрения опирается на том положении, отстаиваемом автором, что будто бы человеку не присуще ничто такое, чего так пли иначе не было бы у животных, так что не может быть и речи о каких-либо преимуществах первого над последними.

В частности, по представлению Брегенцера, будто бы всецело неосновательно искони существующее воззрение, по которому в человеке различаются два главных составных элемента: душа и тело, а в животных отрицается бытие первого начала и признается одно только «телесно-чувственное». Подобное нелепое, на взгляд автора, воззрение – достояние и остаток «первобытного анимизма». Для обоснования и поддержки его также искони, говорит он, придуманы – «свобода воли, бессмертие, богосыновство». Такой «психофизический дуализм» и связанные с ним только что упомянутые «мистико-фантастические» воззрения, как г. Б. называет истины свободы воли, бессмертия и т. д., так будто бы «неосновательны в научном отношении», что для опровержения их «нет надобности более терять ни одного слова», Вместо нелепого мировоззрения автор указывает другое, по которому жизнь человека и животных – одинакова и «состоит в механически-химическом процессе, т. е., в постоянном размножении жизненных элементов растения или животного». Такой взгляд на дело, говорит он, достояние нового времени... (см. в сочин. Bregenzer’a стр. 262, 263 и др.). – Рассуждения рассматриваемого автора, как отсюда видно, слишком смелы и, конечно, должны бы быть достаточно обоснованы, чтобы читатель мог с ними согласиться. Вместо всяких подобного рода доказательств автор, однако, находит совершенно достаточным заметить, что на разбор и опровержение враждебного ему мнения не стоит терять ни одного слова. Едва ли кто может удовлетвориться такою его заметкой и захочет поверить ему на слово. О совершенной же не научности его приемов и говорить уже не приходится: с такими приемами можно отвергнуть что угодно, равно как можно что угодно и утверждать.

Итак, одно преимущество человека пред животными оказалось, на взгляд автора, фиктивным. Таковым же, по его мнению, оказывается и другое: разум, который будто бы составляет принадлежность одного только человека и не присущ животным. «Разум, т. е., способность заключать», по мнению г. Б., принадлежит и животным. «В некоторой мере познавательная способность должна быть приписана уже низшим животным», более высшие «владеют сравнительно большою мыслительною способностью», что, конечно, в тем сильнейшей степени следует сказать об еще более высоких и т.д. (стр. 276). – Читатель опять ожидает аргументов. Автор, однако, ограничивается ссылкой на Бюхнера, Люббока и др., полагая, что этого будто бы вполне достаточно. Что же касается «чрезмерно богатой полноты» примеров, «тысячная часть которых» может, но его словам, «вынудить беспристрастного человека признать ум у животных», то ни один из них, конечно, Брегенцером не приводится. Опять прежняя же научность приемов! Что же касается «все еще широко распространенного мнения», продолжает он, по которому «животные вместо разума владеют только инстинктом», то оно несостоятельно в виду «Фактов». Здесь автор (хотя и в подстрочном только примечании) соблаговолил указать для примера на то, «что животные часто ошибаются и могут грубейшим образом обманываться» или на то, что «некоторые животные вообще наглы или трусливы»... (стр. 276, 277). Однако, эти примеры (а других у него нет) нимало не убедительны. Справедливо замечает один из критиков Брегенцера, именно Виктор Катрейн : «не достаточно ли бытия чувственного познания для того, чтоб иметь возможность быть обманутым?» А что «наглость – доказательство разума» – едва ли кто вздумает утверждать это более или менее серьезно... Конечно, Брегенцера и подобных ему лиц в расчет не принимаем, так как для них, как оказывается все возможно... – Итак, в след за душою и разум перестает быть преимуществом человека.

Брегенцер, не ограничиваясь этим, продолжает: «наряду с разумом главным отличительным пунктом признается язык» (стр. 279). При ближайшем проникновении в дело, однако, по мнению автора, оказывается, что «человеческий язык» не различается «Фундаментально от языка животных; так как владеют языком, без сомнения, и высшие животные», и такой язык «у тех из них, которые живут обществами, служит для сообщения... конкретных чувствований и представлений»... (стр. 279, 280). «Способность к внятному произношению принадлежит, наряду с человеком, также и птицам» (стр. 280). Действительно, – скажем мы, – органы, обусловливающие собою возможность внятного произношения слов, есть, напр., у попугая. Но, во-первых, он обыкновенно повторяет только те слова или Фразы, какие он слышал лишь от других, а во вторых, вполне внятно произносить и это он не в состоянии, а тем более вести целую речь. Все это – несомненный признак отсутствия у попугая разума. Что же касается языка обезьян, то о нем Брегенцер говорит лишь условно: «если бы можно было дать веру сообщениям проф. Гарнера»... (ibid.)... Но действительно ли можно дать веру, или нет, об этом автор ничего не говорит.

Б. продолжает: " сознание" – принадлежность «почти всех животных» («сомневаться можно только еще относительно самых низших» из них). Напрасно «самосознание» считалось достоянием одного только человека. «Тысячи примеров учат нас, что индивиды, принадлежащие к высшим животным классам, ...поступают приблизительно с тою же самою свободою воли, как и естественный человек» (стр. 281, 284). Относительно выводов, касающихся сознания, говорится, что они «твердо» установлены естественными науками (стр. 281)... – Этим дело по обычаю и ограничивается. Читатель принужден верить автору на слово. Подстрочные же ссылки автора на ученых сами по себе не говорят ничего: это – одни голые имена. О «тысячах примеров» приходится сказать тоже, так как автор не приводит ни одного из них. Читатель, предполагается, опять поверит автору на слово, что действительно такие примеры и в таком количестве существуют.

Если, по представлению Брегенцера, животные обладают всеми отмеченными выше свойствами, то отсюда вытекает заключение, которое и делается автором, «что всем живущим обществами животным принадлежат нравственность и право» (стр. 288), подобно тому как то и другое принадлежат и людям. В обоснование этого положения, между прочим, делается ссылка на то, что «высшие животные часто показывают сочувствие и сожаление в отношении к незнакомым им животным того же рода, а также и других более иди менее родственных родов» (стр. 291), что завязываются «дружественные союзы между чуждыми родами животных, напр., слонами, носорогами, верблюдами, крокодилами..., с одной стороны, и некоторыми полезными им птицами, с другой... (ibid.). Конечно, все это делается, на взгляд автора, с «эгоистическою» подкладкой; но ведь то же, говорит он, имеет место и у людей, ведущих себя добродетельно в виду «небесной похвалы пли адских наказаний» и пр. (ibid.). Конечно, автору незнакомо истинно-христианское нравственное учение о любви к добродетели во имя самой же добродетели, равно как неизвестен ему и истинно-христианский взгляд на сущность и значение наград и наказаний, созидаемых для человека не чем либо внешним по отношению к нему, а им же самим внутри себя и т. д. Только подобного рода непонятным незнакомством с делом или нежеланием взглянуть на него правильно и можно объяснить рассуждения автора в роде выше отмеченных. – Восхваляя животных вообще, автор особенно расточает похвалы домашним из них, находя у них добродетели: «любовь, послушание, верность, кротость и многие другие (не иначе, чем и у людей), приобретаемые путем воспитания и по наследству». Эти животные «считают своих хозяев, конечно, не за богов, но за равных им, т.е., за могущественных и благодетельных животных» и т.д. (стр. 292). «У высших животных» усматриваются автором «чувство долга, совесть и чувство стыда»... (ibid.). Автор настолько предполагает себя знакомым с животными, что знает даже их представления о человеке. Неудивительно, поэтому, что он и комп. усмотрели в них и совесть, и пр. указанное нами, чего другие усмотреть не могли..., конечно (скажет автор), по близорукости или намеренно.– Раз можно говорить о нравственности животных, можно говорить и об их «правовой производительности» (стр. 293). Брегенцер, действительно, рассуждает в этом именно роде.

«Чувство справедливости», по нему, «подобным же образом» присуще «обезьянам, слонам, собакам, козам, лошадям, птицам, отдельным рыбам, пчелам и муравьям», как и «естественному человеку»... (ibid.). Практикуется животными и «право наказания» (стр. 293. 294). «Собаки, бараны»... играют роль «третейских судей» (с. 295). Существует у животных и «полиция»: как «охранительная», где роль полицейских играют «лисицы и шакалы», так и «санитарная» (в пример приводится жизнь «пчел») (стр. 297). «Воспитание молодых животных» обыкновенно предоставляется в обязанность «старым» (ibid.). У муравьев замечаются погребальные обычаи и нечто на манер наших «кладбищ» (с. 298). У них же, а равно и у термитов, иногда усматривается «военная организация» (ibid.). Отношения полов у животных характеризуются явлениями «полигамии, полиандрии, моногамии» и т. д. (ibid.).-Что же касается «частного права», то об этом в отношении к животным не находит возможным положительно говорить и Брегенцер: «едва ли может быть речь»..., читаем у него. Впрочем, как бы в утешение животным говорится, что то же приходится сказать и в отношении к «естественным народам», которые «почти совсем не знают такого» права (стр. 299)... Многое и другое также рассказывается автором относительно таких или иных проявлений правовой жизни у животных, но все-на один и тот же манер. Как и в прежде отмеченных нами случаях, и здесь о каком-либо сколько-нибудь солидном обосновании автором своих положений не может быть и речи: всюду – или одни бездоказательные указания на какую-то «науку» (а какую, это известно только ему), которая, мол, «так» учит..., или ссылки на авторитетные, по мнению автора (и только!), имена, или просто одни пустые Фразы, говорящие о таком близком знакомстве автора с козами, баранами, муравьями и т.д., какое можно иметь, только принадлежа к их семье и живя одною с ними жизнью.

Допустив у животных (особенно высших) почти все, что имеет и человек, Брегенцер естественно приходит к заключению: «наука учит нас признавать в животных наших существенно равных нам братьев» (стр. 315). Дальше договориться уже довольно трудно даже и с Дарвином, Спенсером, Бюхнером и другими подобными им мыслителями: Гэккелем, Люббоком... в руках. Удивительное при этом замечается отношение автора к делу! Что бы названные авторитеты ни рассказывали, все – безусловная истина, на его, конечно, взгляд. Что же касается свидетельств Слова Божия, то, раз они сколько-нибудь расходятся с показаниями тех мыслителей, все они признаются чем-то нелепым. И все это утверждается обыкновенно голословно; попытки подвергнуть библейские сказания сколько-нибудь здравой критике не замечается даже и в самомалейших размерах. Предполагается, что наивные читатели, доверяясь безусловному (?) авторитету Брегенцера, поверят ему на слово. Упомянутый нами выше критик его справедливо замечает (1. cit. S. 170), что действительно «в жизни животных встречаются многочисленные аналогии с жизнью и стремлениями людей»; напр., там п сям имеют место – «жизнь парами, рождение детей, совместные – жизнь и действование, совершение чего-либо исполненного искусства»... Но «вопрос – в том только: как животные делают это? При содействии ли разума и сознания? Свободно ли, так что они ответственны за свое поведение? Или они влекутся чисто чувственным познанием и желанием, и инстинктом, каковой премудрым Творцом вложен в их природу? На основании ежедневного опыта и наблюдения человечество давно дало ответ и оно останется при последнем, хотя бы еще столь же много басен и анекдотов насобирали» подобные quasi-ученые господа «в их книгах и под именем науки выставили на показ». По справедливому замечанию того же критика, вся этнологико-историческая часть книги автора, на которую им потрачено множество труда и главные пункты которой нами выше отмечены, дает такие результаты, где о научности говорить не приходится. Эти результаты: первоначальная Форма религий – почитание животных и затем – проявление к последним со стороны людей уважения или наравне с уважением, какое они питали к себе самим, или даже в большей еще степени. Оба результата падают при первом же приближении к ним истины. Из истории древних народов (напр., индийцев, китайцев, египтян..,) видно, напротив, что первоначально ими почитались не животные, а один истинный Бог, но что эта их истинная религия с течением времени затмилась... Далее, если язычник обожает животное, то это ни мало не говорит о том, что он ставит его наравне с собою или даже выше себя. Дело в том, что животные обожаются язычниками не сами по себе, а лишь постольку, поскольку они являются воплощающими в себе (по мнению язычника) тех или иных богов, к которым в конце концов относятся и все проявления почитания... .

Мы подошли к весьма интересному пункту. Если, по Брегенцеру, все должны разделять вышеуказанный взгляд на животных, параллельный взгляду на людей, то спрашивается: можно ли посягать на жизнь животных, как то постоянно практикуется? С его точки зрения, возможен, по-видимому, только отрицательный ответ. На самом же деле видим не то. С его основной точки, можно посягать на жизнь животных (см. стр. 364, 401) и др.). Если к тому побуждает необходимость. Конечно, едва ли можно серьезно говорить о том, чтоб, при настоящих условиях нашей жизни, по крайней мере, в благоустроенных городах, для нас могла встретиться необходимость убивать животных в интересах самообороны . Если мы говорим о посягательстве человека на жизнь животных, то, конечно, разумеем избиение последних в пищу людям. Вегетарианцы отрицательно относятся к вопросу о необходимости для человека животной пищи и признают смысл только за растительной. Всякий знает, что деревенские обитатели в России, да и в других странах, не имея средств постоянно пользоваться животною пищей, употребляют ее лишь в редких случаях, можно сказать, даже исключительных. Монахи совсем не употребляют в пищу мяса. Так как лица, не употребляющие животной пищи, и умны, и здоровы в не меньшей степени, чем питающиеся ею, – так как, другими словами, вопрос о необходимости для человека животной пищи окончательно решенным признать нельзя, то Брегенцеру естественно следовало бы отказаться от ветчины, колбасы и пр. и стать на сторону вегетарианцев, чего он, однако, не расположен делать. И выходит таким образом, что другою рукою разрушается созидаемое одною. Но согласимся с такой непоследовательностью Брегенцера, допустим ее, признаем за нею некоторые права... Дело все-таки этим не ограничивается. Припомним, что особенно высшие животные стоят (по Брегенцеру) не только на одной линии с естественным человеком, с детьми, слабоумными, но даже выше последних. Если позволительно культурному человеку убивать таких животных в пищу себе, то почему он же не может убивать для той же цели детей и пр.? Почему же с омерзением мы смотрим на людоедство дикарей? Почему с негодованием относимся к торговле рабами, практикуемой и поныне в некоторых частях Африки? Брегенцер, проповедующий высокую любовь к животным, но разрешающий употребление в пищу их мяса, не позволяющий в то же время убийств детей и пр., конечно, и торговли невольниками..., хотя и считающий этих равными животным, запутывается в целом море противоречий, из которых ему уже не выпутаться, не отказавшись от своих химерических воззрений на животное царство. – Посягательства на жизнь животных производятся не только с вышеуказанною целью, но также и с научною. Здесь Брегенцер оказывается последовательным себе немного более, чем в предыдущих случаях. Он не разрешает (см. § 54, посвященный вопросу о вивисекции: S. 396–408) производить вивисекции, если животное предварительно не усыплено каким либо образом. Выходит, следовательно, что он в сущности почти не разрешает производить вивисекций, потому что наблюдение над животным, когда органы его усыплены, не может дать искомых и желательных результатов. Но, если животное может быть усыплено и затем, в интересах науки, умерщвлено, то спрашивается: почему Брегенцер не позволяет того же в отношении к стоящим на одной с этим линии детям, слабоумным (эти даже ниже высших животных, по его мнению) и пр.? Тут опять непоследовательность. Впрочем, он делает скачек в другом роде: рекомендует охотникам до вивисекций производить эти над самими собою, советуя им в интересах истины, о которой они заботятся, приносить себя в жертву науке, как будто бы такой совет, даже и с его точки зрения, может быть назван нравственным и разумным.

Если сопоставить воззрения Брегенцера по вопросу об отношении между человеком и животными с теми, какие высказаны нами в начале настоящей статьи, то окажется между ними огромное разногласие. А так как наши воззрения в основе своей имеют богооткровенный взгляд на дело, то, следовательно, Брегенцеровы стоят в противоречии и с этими. Не смотря на это, они, однако, разделяются значительным элементом современного общества, о чем говорят уже самые условия происхождения книги, указанные нами раньше, и что собственно и побудило нас заняться её рассмотрением. Если же книга служила бы выразительницею только личного мнения автора, то останавливаться на ней, конечно, не было бы особой надобности в виду крайней её не научности, крайней субъективности воззрений её автора, постоянных его самопротиворечий и т. д. Мы ограничились бы только тем, что пожалели бы о массе труда, напрасно затраченного автором, который мог бы употребить его с большею пользою для себя и для других... – Закончим свою речь замечанием, что г. Брегенцер решение вопроса подвинул не вперед, а скорее назад, уподобив себя и своих ближних «несмысленным скотом» .

Доцент Александр Бронзов.

Вопрос защиты животных и отношения к животным стоит перед каждым человеком. Тесное взаимодействие с животными человека прослеживается десятки тысячелетий. Животные не только служат человеку, выполняя его команды, но и помогают во всех сферах жизнедеятельности: науке, медицине, психологии, педагогике.

Отношение человека к животным прививается в процессе нравственного воспитания в семье, школе, и той средой, которая воспитывает ребенка. Гуманное отношение к животным позволяет развить в личности такие качества, как доброту, искренность, дружелюбие, сострадание и милосердие.

Издавна животные сопровождали жизнь человека, и уважительное отношение к ним поощрялось. Например, в Древнем Египте, животных почитали, как Богов, приносили им жертвы, прося у них обильного урожая и дождей. Особым почетом были окружены баран, бык и кошка, определяющие как воплощение Бога на Земле. Животные во многих культурах воспринимались как посланники или знамения Богов, что и сохранилось до наших времен в предрассудках и суевериях, таких как переход дороги черной кошки, каркающая ворона над головой или благотворное влияние дельфинов, приносящих удачу.

В Восточной философии отношение человека к животным приравнивалось, как отношение людей друг к другу, поскольку в философии была принята аксиома переселения душ. Каждый человек, проживая свою жизнь, готовит своими поступками воплощение для следующей жизни.

В Философии Древней Греции Аристотель и Пифагор отмечали, роль нравственного воспитания, и отношение человека к животным расценивалось как добродетель. В Библейских притчах и заповедях животные стоят на втором месте, и созданы для служения человека. Но стоит отметить, что человека разумного и нравственного, умеющего любить, прощать и жить в гармонии с окружающим миром.

В период Средневековья мыслитель Р. Декарт, Ф. Аквинский определили, что только у человека есть сознание и душа, и поэтому только человек способен мыслить и создавать новое. Важность сохранения животных определилась к началу ХХ века, поскольку Черную книгу вымерших животных могут пополнить арктические собаки и песцы, страдающие из-за загрязнений Северного Ледовитого океана. Постоянные выбросы фреонов вследствие работы промышленности приводят к накоплению ядов в организме, что отражается на репродукции животных.

С развитием технического прогресса роль животных перерастает в служителей не человека, а науки. Проводимые эксперименты с участие животных, развитие туристического направления с использованием охоты на диких зверей привели к исчезновению и сокращению популяций обезьян, косуль, жирафов. Поэтому в настоящее время перед человечеством стоит задача – сохранение имеющихся видов животных и создание для них благоприятной флоры.

Бережное отношение к животным и защита животных начинается с уважительного личностного отношения к домашним животным , а также перевод предприятий на экологические стандарты, не загрязняющие окружающую среду. Именно сохранение планеты и защита всех видов животных возложено на человека, имеющего сознание и душу.

Задача нравственного воспитания – формирование этичного человека. Как указывалось выше, этика понимается как ответственность перед окружающими в самом широком смысле. Но человек может чувствовать ответственность за окружающих и действовать в их интересах только, если он способен к сопереживанию, к восприятию чужой боли. Поэтому нравственное воспитание, в первую очередь, должно иметь задачей формирование у ребенка милосердия, доброты, способности к состраданию. Практически это сводится к созданию ситуаций, когда ребенок выступает в роли лица, совершающего акт милосердия, когда он получает удовлетворение от того, что кому-то реально помог.
Для маленького ребенка таким слабейшим, нуждающимся в его добром поступке, может быть только животное.
Окружающие ребенка взрослые до такой степени сильнее ребенка, что любая ситуация, когда ребенок “оказывает помощь” взрослому, страдает нарочитостью.

В отличие от взрослого, для ребенка контакты с животными гораздо более важны, потому что их уровни восприятия мира сближены, поведение тех и других носит также черты сходства; кроме того, ребенок живо познает мир и для него представляют интерес даже такие просто устроенные существа, как насекомые и другие беспозвоночные.

Ребенок легче эмпатирует, т. е. смотрит на мир глазами другого существа, и ему гораздо легче поэтому сопереживать с другим существом. Известно, что дети более отзывчивы в отношении животных, более обостренно переживают то, что происходит с животными.
Для детей жестокий поступок по отношению к животному воспринимается как тяжелая драма; жестокость родителей к животным иногда служила причиной отчуждения ребенка от родителей, неприязни к ним.

Следовательно, отношение детей к животным – это та область деятельности ребенка, где можно наиболее успешно осуществлять нравственное воспитание. Кроме прямой цели: воспитания доброго отношения к животным, уважения к их жизни, – при этом достигается и другая цель – формирование нравственного человека в целом. Милосердие, доброта, отзывчивость – это черты характера, которые являются базовой характеристикой личности, неотъемлемы от нее. Если человек научился сопереживать с другим существом – пусть это животное – он также сочувственно отнесется к чужой боли, если страдает человек.

Сейчас становится очевидным, что взаимоотношения человека с окружающим миром должны отвечать принципам универсальной этики Швейцера – человек должен уважать все живое. Это принцип биоцентризма, и в случае формирования у ребенка биоцентрического мировоззрения, выигрывает и общество: биоцентрическое мировоззрение предполагает уважение к интересам всего живого, и людей, и животных.

Пути формирования этичного отношения к животным

Этичное отношение ребенка к животному должно начать формироваться в семье с первых лет жизни ребенка. Главным воспитывающим фактором является пример родителей и других взрослых, окружающих ребенка. Доброе обращение с домашними животными: исключение грубого обращения с ними, причинения им боли, внушения страха – должно стать нормой отношения к животным для ребенка. Взрослые должны с серьезностью относиться к потребностям животных, удовлетворять не только их потребности в пище, воде, моционе, но и в общении; животные могут страдать от одиночества, бездействия, скуки. Из поведения взрослых ребенок должен усвоить, что животные – тоже члены семьи, что их потребности важны, что они могут чувствовать и понимать окружающее в большой степени, как и люди. Ребенок может понять, когда взрослые испытывают ответственность за судьбу животного, за его психическое и физическое состояние, – и для ребенка становится нормой помнить об интересах животного. Воспитывающим моментом для ребенка может служить не только обращение с домашними животными; взрослые должны всегда комментировать поведение или состояние животных, которых ребенок наблюдает в природе. Взрослый должен рассказать о жизни животного: муравья, червя, жука, гусеницы, вороны, воробья; показать, как осмысленно поведение каждого; отметить ум вороны и воробья, плодотворный труд муравья, рассказать о будущем чудесном превращении гусеницы в бабочку; указать на недопустимость причинения им боли или умерщвления их. Ребенок должен почувствовать в словах взрослого его уважение к жизни этих существ, восхищение их гармоничным слиянием с природой, их эстетическим обликом.

Этичное отношение к животным продолжает формироваться у ребенка в школе. Сейчас подготовлен новый учебник для школы “Биоэтика в школе”, который должен использоваться на уроках природоведения и уроках биологии.

Рассматривая методику формирования этичного отношения учащихся к окружающему миру на уроках природоведения и биологии, можно выделить следующие три принципа.

Принцип первый. Формирование этичного отношения ребенка к окружающим происходит через воздействие на эмоции ребенка – “путь через сердце”. Выбор этого пути диктуется возрастными особенностями учащихся, которые острее воспринимают эмоциональную информацию, чем рациональную; хотя в каждом случае эмоции и подкрепляются рациональными аргументами. Но последние не должны стать основой этой программы обучения. Особенно следует избегать ссылок на “пользу” животного. Такого рода мотивы не имеют отношения к этике взаимоотношений человека и животного. Положительные эмоции у ребенка могут быть сформированы, если раскрыть перед ним самостоятельную ценность животного, его способность чувствовать боль и радость, способность думать; если указать на красоту животного, высокую организацию его поведения, сложность эмоций и рассудочной деятельности.

Принцип второй. Принцип воздействия на эмоции ребенка и подростка диктует необходимость использования также принципа активности, т. е. личной заинтересованности в судьбе животного, личного участия в судьбе животного, в различных формах; сбор информации о нем, деятельность, приносящая пользу животному, дискуссии, касающиеся вопросов отношения к животному. Учащиеся в классе и при выполнении внеклассных работ обсуждают проблемы, связанные с жизнью животных, помогают животным, наблюдают за ними, читают о них, пишут сочинения, рисуют животных, играют в ролевые игры, представляя себя на месте животного.

Принцип третий. Формирование этичной личности воспитателя. Важнейшим воспитывающим фактором при осуществлении данной программы становиться личность учителя. Только его искренняя заинтересованность в теме, доброе отношение к животным убедят детей в серьезности того, что он рассказывает. Формальный подход к осуществлению программы этического воспитания приводит к пустой потере времени.

Учитель биологии в средней школе призван формировать у учащихся новое отношение к окружающему миру, учить их не просто предмету, фактам о разных видах животных, но этике, положительным эмоциям, новой философии отношения к окружающему миру. Новые требования к преподаванию биологии нуждаются не столько в других учебниках, сколько в методике ведения занятий, в атмосфере, созданной вокруг фактов учителем, в новой личности учителя. Поэтому подготовка учителей для преподавания курса биоэтики при прохождении биологии заключает не только освоение нового подхода к преподнесению материала, но важнейшим моментом является формирование положительного отношения самого учителя к предмету биоэтики, положительных эмоций по отношению к различного вида живым формам.

Наблюдение детей и подростков за животными подразумевает наличие каких-либо объектов наблюдения, деятельности ребенка. Здесь необходимо сделать несколько оговорок. Имеющееся у некоторых педагогов мнение о том, что детям полезно наблюдать животных, содержащихся в живом уголке в школе, в принципе неверно. Одной стороной организации живых уголков является отсутствие штатных сотрудников по уходу за животными, хороших помещений, что приводит к содержанию животных в недопустимо плохих условиях; возникают проблемы ухода за животными в каникулярное время. Живой уголок становится школой жестокости по отношению к животным, бездушного и безответственного к ним отношения. Но даже в том случае, если усилиями преподавателей и сотрудников школы живой уголок содержится в хорошем состоянии, четко определены обязанности детей и взрослых по уходу за животными, даже в этом случае живой уголок приучает детей к мысли, что это этично – лишить свободы животное, посадить его в тюрьму, пусть благоустроенную, для увеселения человека. Если стремление животного к свободе не имеет значения, тогда почему другие потребности должны иметь значение для человека? И мы снова возвращаемся к идее вседозволенности со стороны человека по отношению к животному. Поэтому ребенку лучше рекомендовать наблюдать домашних животных, которые не сидят в клетках, а живут в комнате с человеком, или рядом с его домом, наблюдать диких животных: птиц, насекомых и др.- в их свободном состоянии.

Есть и еще одно неправильное мнение о том, как следует воспитывать у детей доброе отношение к животным – приобретать для ребенка животных.
Ребенок не может нести ответственность за животное не только потому, что он не имеет денег покупать пищу для животного, своего дома, чтобы его держать и пр. Ребенок может заиграться и забыть о животном, оставить его голодным, ненапоенным, так как раньше он не представлял, какая это скучная обязанность. Сама идея дарить животное, как неодушевленный предмет, неэтична. Животное в доме – член семьи, и решать вопрос о приобретении животного нужно всей семье, распределив обязанности по уходу за животным, определив свои возможности – держать животное до его естественного конца. Ребенок не может оценить всей важности этого шага, и его мнение о необходимости приобретать животное не должно приниматься во внимание. Никому ненужное в семье, мешающее животное – это не объект для воспитания добрых, гуманных чувств у ребенка. Стремление приобрести ребенку “породистого” животного отрицает этику отношения к животному, оно перестает цениться за свои истинные качества – характер, природную красоту, а ценится только его стоимость и “породность”.

Интересный пример практического использования принципов биоэтики при обучении в средней школе – экспериментальная программа обучения в начальной школе, проводимая в Коста-Рике с 1989 года. Программа финансировалась обществами по защите животных – Всемирным обществом защиты животных и Королевским обществом по предотвращению жестокого обращения с животными (Великобритания), она получила поддержку костариканского правительства, органов образования страны и самих учителей. Цель программы – воспитание у детей уважения ко всем формам жизни, друг к другу, бережное отношение к окружающей среде. С 1992 года программа использовалась в 1-4 классах, по ней обучалось более 12 000 детей, в 1993 году – уже более 20 000 детей.

Особенностью программы является ее междисдиплинарность – идеи ответственности перед всеми формами жизни развиваются при изучении различных предметов. Принципом обучения биоэтичному отношению к миру является развитие положительного эмоционального отношения к другим формам жизни, к животным, а также к другим людям. Метод формирования эмоций предполагает активное поведение детей в процессе обучения: активный сбор и обсуждение информации, личное участие в контактах с изучаемыми объектами; это способствует формированию личного отношения ребенка к другим существам. Активное участие учителя в деятельности учащихся и его положительное отношение ко всем живым формам являются также обязательным условием успешного осуществления программы.

Задания, которые выполняют учащиеся, направлены на то, чтобы вызвать у детей сострадание к животным, ответственное отношение к ним. Перед учащимися ставят такого рода задачи: показать, что все живое на земле взаимосвязано и все живые формы важны. Учащимся показывают картину, где нарисованы различные объекты живой и неживой природы: солнце, птица, облако с дождем, лошадь, цветок, человек и пр. Детей спрашивают: “Что случится, если растения исчезнут?”, “Что случится с животными, если не будет воды?”. Затем детям дают задание соединить на картинке линиями предметы, которые связаны между собой в своем существовании.

С целью пробуждения у детей интереса к различным формам живых существ им предлагают наблюдать в природе за фауной около пня или упавшего ствола дерева и нарисовать картинку на тему: “Животные, которые живут внутри пня, на нем, под ним, над ним и вокруг него”.

Чтобы сформировать у детей чувство ответственности за природу, сострадания к живым существам, проводится обсуждение картинок, изображающих лесной пожар, охоту, вырубленный лес и белку около пней, обработку ядами и мертвого животного. Детям предлагается рассказать, что люди делали, прежде чем наступила показанная ситуация.

Деятельность учащихся связана с экскурсиями, наблюдениями (самостоятельными), учащиеся пишут сочинения, играют в ролевые игры, рисуют, ведут дискуссии, решают проблемы.

Экспериментальная программа доказала свою эффективность. В 1991 году и в 1992 году были проведены тесты с целью определения изменений в отношении детей к окружающему миру, животным и людям после прохождения программы по сравнению с контрольными группами. 81% учащихся, обучающихся по экспериментальной программе, показали этичность отношения к окружающему миру, животным и экологическую грамотность. Успеху программы способствовало положительное отношение к ней родителей детей, энтузиазм учителей, а также хорошая оснащенность школ красиво оформленными пособиями. Учителя, участвовавшие в программе, получили специальную подготовку.

В России также идет процесс гуманизации образования. Учебники.для средней и высшей школ по биоэтике призваны воспитывать у учащихся и студентов уважение к жизни – к животным, к природной среде, к человеку. Такая последовательность учитывает возрастные особенности детей, когда ребенку легче проявить сострадание к животному, как к слабейшему.

Особенно важно развитие биоэтического мышления у студентов ветеринарных и биологических факультетов вузов, которым предстоит работать с животными или преподавать биологию.

Имеет право на существование новый термин – ветеринарная биоэтика – принципы этичного отношения к животным ветеринарного специалиста. Система подготовки ветеринарных специалистов за рубежом давно направлена на выпуск ветврачей, проникнутых важностью оказания помощи животному. В сельскохозяйственных вузах России подготовка ветеринарных врачей должна помочь будущим специалистам ориентироваться в их работе на потребности животного, видеть в них чувствующих существ, имеющих самостоятельную ценность, а не просто орудия удовлетворения потребностей человека. В центре внимания ветеринарного врача должно оставаться животное.

Система подготовки биологов также должна позволять воспитывать у будущих педагогов и исследователей уважение к любой жизни, понимание животного и сочувствие к нему. Хотя отношение человечества в целом к животным во многом не отвечает принципам этики и биоэтики, каждый вклад в укрепление биоэтических взглядов приближает время их полной победы. Именно ветеринарные специалисты и биологи должны показывать путь к гуманизации отношений человека и животных.

Т.Н. Павлова,
Биоэтика в высшей школе
взято с сайта http://www.vita.org.ru/educat/gumanotnosh.htm

Анатолий Стреляный: В сентябре этого года мэр Москвы Юрий Лужков запретил проведение в городе португальской корриды, после того, как патриарх Алексий II направил ему письмо, в котором заявил, что коррида противоречит русским национальным традициям. Путинское молодежное движение «Идущие вместе» приветствовало запрет корриды. Но многие люди выразили недовольство очередным свидетельством усиления роли церкви в обществе, заговорили и о лицемерии.

В последние годы ведь и саму церковь обвиняли в жестоком отношении с животными. Были случаи, когда священник отказывался освящать квартиру, обнаружив в ней собаку. Ни ислам, ни иудаизм таких страстей не знают. Их взгляд на животных простой, хозяйственный. Романтическое отношение к бессловесным тварям созрело именно внутри христианства. Выражение «братья наши меньшие» взято прямо из Евангелия. Как это повлияло на современную цивилизацию?

Яков Кротов: Отношение христианства к животным очень своеобразно, хотя в основе христианства лежит тот же завет Бога с Авраамом, что и в основе иудаизма, в основное ислама, один и тот же рассказ о творении.

Между тем, если мы обратимся к современным, скажем, иудейским богословам, то вот мнение раввина Дэни Хорвица о том, обладают ли животные душой: нет, не обладают. «Как можно любить животных, - пишет раввин Дэни Хорвиц - Это все равно, что любить компьютер. Разве у моего компьютера есть душа? Разумеется, нет».

То же самое, если мы обратимся к современной мусульманской теологии, где говорится совершенно недвусмысленно, что для мусульманина есть абсолютно нечистые животные. Например, «обезьяна» или «свинья» - это самые жестокие ругательства, и не только в исламе. Хотя Коран подчеркивает, что животные сотворены Богом, что это создания совершенны, как и все, что выходит из рук Творца. Но, тем не менее, в исламской традиции говорится, что если обезьяна, черная собака или женщина пройдет перед молящимся человеком, то его молитва обесценена.

Что греха таить, и в истории христианской церкви очень часто создавалось именно такое отношение к животным. В конце концов, уже на заре христианской истории Августин Блаженный, один из основоположников именно западного богословия, говорил:

Знаменитое исцеление бесноватого, когда Господь Иисус Христос повелел бесам войти в стадо гадаринских свиней. Для того Господь потопил свиней, чтобы показать, что человек не должен зависеть от животных, животные - это всего-навсего инструмент в руке человека, как камень, как любое профессиональное орудие. И поэтому какие-то особые эмоциональные чувства по отношению к животным попросту неуместны.

То, что богословы активно отрицают необходимость любовного отношения к животным, может быть, лучше всего свидетельствует о том, что для христианского сознания эта проблема стояла уже в древности. Эта проблема встает и сегодня в современной России перед каждым человеком, который приходит в церковь. Если в церковь приходит биолог, то пересекается ли новообретенный им вирус предметом его профессиональных занятий?

Галина Олейникова: Я там занималась морфометрией, это зависимость веса от длины, длины от веса, для таких практических целей. Брала личинок комаров-длинноножек, а личинки у них живут в почве, похожи на личинки мух, такие толстенькие. И у меня в то время дочка болела, ей было лет семь-восемь , я домой взяла этих личинок. Что я с ними делала? Я их ошпаривала водой и, чтобы они не шевелились, я их мерила, взвешивала. И вот эта моя Маша маленькая смотрела на мои занятия, потом она мне вдруг говорит, это я помню до сих пор: «Мама, ты что, смотришь, как им больно? Тебе это нравится?». Что-то я ей ответила, что это надо для науки большой.

Я не знаю, у меня вообще такое ощущение, что, конечно, как я себя ощущаю, много во мне всякого язычества, как и во всяком русском человеке, но есть что-то такое генетически и христианское, что-то есть, что-то заложено в нас и что-то уже передается. Любовь к животным, потому что животных я с детства любила. Скажем, когда мы в экспедициях материал собираем, у нас всегда спирт, формалин, туда все бросаешь, потом дома, разбирать там некогда и негде, потому что и оптика нужна.

Яков Кротов: Отношение к животным у верующего человека должно быть особым, хотя бы потому, что в своих поисках Бога человечество, прежде всего, обращалось к животному миру, как к сокровищнице, из которой можно взять какой-то образ для описания Бога. В эпоху просвещения вольнодумцы говорили, что если бы у лошадей было представление о божестве, для них бог был бы в виде лошади. Человек якобы склонен видеть Бога в образе человека, то, что называется антропоморфизм, человекоподобие. Но история религии опровергает это умозрительное настроение.

На самом деле с древнейших времен люди, сознавая, что Творец и Создатель мира есть существо невидимое и неописуемое, тем не менее, в попытках придать ему зримую форму, обращались, прежде всего, к миру животных. И в христианской традиции уцелело, оттесненное куда-то вниз, в нижнюю образную систему, представление о том, что есть херувимы, серафимы, то, что в Древнем Вавилоне были крылатые божественные быки.

Заповедь вторая, «не сотвори себе кумира», это и о Золотом тельце. Конечно, быки не виноваты в том, что их избирали символом для Бога. И только постепенно в Ветхом завете с приходом Христа окончательно уходит представление о Боге, как о ком-то, в ком есть животные черты. И перед человечеством оказывается несравненно более трудная задача - открыть в Боге человека. И специфика христианства начинается именно с того, что после смерти Христа постепенно, не сразу, но христиане прекращают участвовать в жертвоприношениях. Конечно, этому способствовало крушение храма в Иерусалиме, где только и совершались такие жертвоприношения. Но несомненно, что (если бы даже такая возможность оставалась), скорее всего, церковь, отделившись от иудаизма, оставила бы этот обычай. Потому что с первых же лет христиане говорили о том, что жертва, принесенная Христом, единственная и достаточная, больше никаких жертв не нужно. Эта жертва - кровь Иисуса - очистила человечество.

Когда в современной Москве говорят о том, что жестокое обращение с животным недопустимо, означает ли это, что московские мусульмане отныне не смогут приносить в жертву барашка в своих мечетях? Христианин и животное, какие здесь бывают коллизии?

Наталья Трауберг: Я ехала со «сравнительным неофитом» когда-то в Новую деревню, который, рассуждая об отцах церкви и высокой аскезе, сказал мне между делом, что в детстве он участвовал в том, что замучили кошку. Я заорала нечеловеческим голосом и сказала, что я с вами вообще не буду общаться, пока вы не скажете отцу на исповеди. Что у них было, я не знаю, но он притих и больше про это не рассказывал. Вот мальчик с поисками, дошедший в начале 70-х до церкви, многого из-за этого лишившийся.

Я вам расскажу еще притчу. Сижу я в начале 80-х в Литве, с героем совершеннейшим. Там есть доминиканец, образованный очень мальчик, разговаривает со мной о романе Льюиса. Кровожадно облизываясь, говорит, что животных покарает Господь. Выслушав мои простейшие замечания, он сказал: вы просто «львица Толстая». С тех пор я так и называлась.

Яков Кротов: В первые века христианства мы встречаем не только таких богословов, как Августин Блаженный, которые презрительно и свысока относились к животным. Видимо, неслучайно. И в этом случае, как в отношении с Богом, животное это, как правило, лишь белый экран, на него человек проецирует неизвестное, непознанное, непознанное на небе или непознанное в глубинах собственной души.

В самых первых веках христианства мы (тем не менее) находим достаточно необычное даже для сегодняшнего дня прозрение великих христианских святых. Например, святой Иоанн Златоуст, знаменитый проповедник. В своих толкованиях на Евангелие от Матфея, на рассказ о Рождестве (ведь именно в сцене Рождества Христос оказывается среди животных, потому что люди его выгнали), обличая тех христиан, которые недостойны имени Христа, Златоуст сравнивает людей с животными.

Почему я могу узнать, что ты христианин? Да человек ли ты, и того не могу узнать доподлинно. Ты лягаешься как осел, скачешь как вол, ржешь на женщин как конь, объедаешься как медведь. Как назвать тебя, зверем? Ведь у каждого зверя какой-нибудь один из этих пороков, а ты, совокупив в себе все пороки, далеко превосходишь и их.

На самом деле животные вообще не обладают пороками. К этому выводу постепенно пришли христианские богословы, потому что животные вне тех моральных ограничений и предписаний, которые Творец накладывает на человека. У животных нет моральной ответственности. Но при этом у них есть моральные права. И святой Василий Кесарийский в 275-м году после Рождества Христова составил такую молитву:

Боже, всели в нас сознание близости ко всякой живой твари, к нашим братьям-животным, с которыми вместе ты поселил нас в нашем общем доме. Со стыдом мы вспоминаем, как прежде человек надменно и жестоко правил миром, так что земля, которая должна бы воспевать тебя, Боже, изнемогала и стенала. Дай нам уразуметь, что животные живут не только для нас, но для себя самих и для тебя, что они наслаждаются радостью жизни, так же как и мы, и служат тебе на своем месте лучше, чем мы на своем.

И, тем не менее, когда в середине XIX столетия появилось учение Дарвина о том, что человек произошел от обезьяны, это было принято в штыки. Может ли, скажем, биолог (и в то же время православный) видеть в человеке животное, и в то же время любить человека и любить животное?

Галина Олейникова: Да, вижу животное. Но мне очень близки именно взгляды отца Александра Меня по этому поводу.

В свое время, еще до того, как я узнала, что он об этом думает, я читала все эти книжки, это в основном протестанты. И сейчас я понимаю, что все это правильно и не надо ничего ломать. Кроме всего прочего, ведь и Библию они понимают настолько буквально, что это и приводит к таким перекосам. Потому что мир не проигрывает от того, что все возникло из одной клетки и дальше развивалось.

Яков Кротов: Отношение христианства к животным. Мнение православного священника Глеба Якунина, по образованию, между прочим, биолога.

Глеб Якунин: Вот недавно издана эта книга - «Отец Александр Мень отвечает на вопросы», по-моему, в 99-м году. Ему прямо задают такой вопрос: «Животные наделены, как и мы, индивидуальностью, чувством привязанности, бессмертны ли души животных?» И вот как он хорошо отвечает: «Да, у животных есть душа, то есть эмоции страха, радости, любви, предательства. Но у животных нет духа. Дух - это творчество, совесть, сознание».

Я бывал в Америке, там объявления есть на храмах, что в воскресенье можно приходить с животными. И не только собак и кошек можно приносить (специальная литургия, там могут молиться даже о своих подопечных хозяева), даже попугаев приносят в клетке, это, конечно, очень интересно для детей в наш антигуманный век, когда торжествуют террористы и талибы, такая любовь к животным необходима.

Кроме того, я написал свою поэму, очень мучительно и долго над ней работал, там есть строчки о том, что древо жизни, эволюция все-таки существует, хоть это с Шестодневом несколько расходится, и в этой эволюции животные являются как бы нашими предками далекими. Не по духу, дух сотворен Богом. Они же дали нам, как мать дает своему детищу жизнь… так и животные являются основой.

Творец наш Всемогущий,
ты из небесной кущи,
из собственного дома,
с домашнего ракетодрома,
первичного антропа заслав в ничто.

В древесном семени ты совершил великий выброс,
чтоб в древо жизни он бы вырос.
Для тварной жизни экстракласса
зашевелилась биомасса,
и устремился штамм микробный
к предельной стадии антропной.

Возникло много популяций.
О, Боже, восприми реляцию
сию фалу [хвалу?] тебе в усладу.
Но самолично тот микроб
никак не стал благоутроб.
И я от себя Господь, приватно,
до обезьян и до приматов
сумел лишь только дорасти.
О, Боже, юмор мой прости.

Яков Кротов: Христианская традиция складывалась постепенно. Насколько сложно было это становление, видно из того, что в соборе Святой Софии в Киеве (уж этот-то храм основа православной традиции и для Украины, и для России) есть фрески, которые изображают ипподром в Константинополе и умерщвление животных. Другой вопрос, что эти фрески помещены не в основном объеме храма, а там, где находилось великокняжеское семейство.

Для византийской культуры, для древнерусской культуры охота, потеха, как тогда говорили, была символом мощи и власти. Хотя христианская церковь настаивала на том, что охота это греховное занятие, тем не менее, она не могла сразу вытеснить охоту из тех символов, которыми обставляла себя власть. В средние же века животные становятся символом власти святых над миром, вплоть до рассказа о преподобном Сергии Радонежском, как он дружил с медведем, вплоть до рассказа о том, как Иван Грозный пытался затравить митрополита Филиппа медведем, но медведь кротко лег рядом с митрополитом. В реальной жизни Иван Грозный многих священников затравил в порядке потехи, именно одевая их в медвежьи шкуры, напуская на них собак.

В своей замечательной автобиографии «Самопознание» Николай Бердяев писал о том, как он молился, чтобы его кот умирающий вошел в Царство Божье. Говоря же о том, как связан животный мир с человеческим, Бердяев в другой своей книге писал:

Для того чтобы походить вполне на человека, нужно походить на Бога. Человек сам по себе очень мало человечен, он даже бесчеловечен. Человечен не человек, а Бог. Сам человек любит рабство и легко мирится с рабством. То же нужно сказать и о человечности. Реализуя в себе образ Божий, человек реализует в себе образ человеческий. И реализуя в себе образ человеческий, он реализует в себе образ Божий. В этом тайна богочеловечности, величайшая тайна человеческой жизни. Человечность и есть богочеловечность. Человек же гораздо более реализует в себе образ звериный, чем образ Божий. Зверечеловечность занимает безмерно больно большее место в нас, чем богочеловечность. Но ужасен не зверь, а человек, ставший зверем. Зверь же безмерно лучше звероподобного человека. Зверь никогда не доходит до такого страшного падения, до какого доходит человек. В звере есть ангелоподобие, он также несет в себе искаженный образ ангела, как человек несет искаженный образ Бога. Если Бога нет, то человек есть усовершенствованное и вместе с тем ухудшенное животное.

Но сказать такое в середине XX века Николай Бердяев смог, потому что все второе тысячелетие христианской истории было тысячелетием открытия животных, когда человек открыл себя, как новый мир, как он открывал континенты, и в то же время христианская цивилизация открыла для себя заново и мир животный. Как произошло это открытие? Почему христианство резко изменило отношение к животным и как сегодняшняя цивилизация связана с этой христианской традицией?

В начале сентября 2001-го года в Москве мэр города своей властью отменил так называемую португальскую корриду, то есть в корриду, в которой животные не погибают. В своем послании мэру города патриарх Алексий II попросил отменить корриду, потому что она противоречит православным русским традициям.

В языческом пантеоне древних славян были божества, покровительствующие животным, например, Велес. Когда же Русь была крещена, то (по созвучию) место Велеса занял христианский святой Власий. Сохранились иконы, на которых Власий изображен в окружении коней. Приводили домашний скот к церквам, чтобы его осветить. Это было, видимо, временное сосуществование языческих представлений о плодородии, о том, что вера и религия должны обязательно помогать животному изобилию.

Но христианское сознание совсем другое. Фома Аквинат, основоположник средневековой схоластики учил, что у животных нет души, что животные это одна из разновидностей вещей и с животными следует обращаться милосердно только для того, чтобы не выработать в себе привычку плохо обращаться и с человеком. В этом смысле все равно: нельзя бить животное, нельзя бить стакан, потому что рефлекс вырабатывается, привычка, вдруг побьешь кого-нибудь из своих собратьев по человеческому роду?

Средневековые схоласты очень активно дискутировали, есть ли у животных душа? В 1990-м году Папа Римский Иоанн Павел II однозначно заявил: да, у животных душа есть. Но схоласты ведь разработали учение о том, что у животных есть два типа души - бессмертная и небессмертная (исчезающая, испаряющаяся). Вот якобы у животных - небессмертная душа.

Поразительно, как в таком отторжении животного мира богословы прошли мимо совершенно ясных указаний Священного писания. Например, 148-й псалом, где сказано, что «Господь сотворил животных и поставил их навеки и веки». Знаменитая тирада Экклезиаста, где древний мудрец говорит о том, что кто знает: «Господь создал нас так, чтобы мы не понимали, хуже мы животных или лучше». Вот это древнее представление о близости человека и животного в средневековом латинском богословии утерялось. Как сегодняшние христиане глядят на отношение современного мира к корриде, вообще к жестокому обращению с животными?

Галина Олейникова: Честно говоря, я бы никогда не пошла на такое развлечение. Мне кажется, это первобытность какая-то - на такие развлечения ходить. А, кроме того, мне еще хочется о цирке сказать, как там нещадно бьют животных! Все эти представления пышные: хищники, ягуары, они забиты до того там, что боятся этой телогрейки, в которой дрессировщик с ним работает, от нее в клетку убегают. Это тоже страшно жестокие вещи, все эти цирковые. Может быть не всех животных, но медведей нещадно бьют. Кошек нельзя бить, они тогда вообще не дрессируются. Но в основном на битье все основано.

Яков Кротов: С появлением протестантизма отношение к животным довольно резко меняется. Уже Марин Лютер считал, что у животных душа вполне бессмертна. Сохранилась его молитва над умершей собачкой, когда Лютер сказал: «Покойся в мире, собачка, у тебя в воскресенье будет золотой хвостик».

Хорошо известна вражда католической Испании и протестантской Англии в XVI–XVII веках. И вот удивительное дело, в то время как в Испании, тогдашней царице мира, которая ввозила из новооткрытой Америки тонны, десятки тонн золота и серебра и богатела, в Испании развивался культ мощности, жестокости корриды. В то же самое время в протестантской Англии, в стране революций, где монархия была свергнута, а затем восстановлена, но в таком немножечко картонном виде, в этой же самой Англии резко меняется отношение к животным. Пожалуй, своеобразного апогея этот пересмотр достигает в творчестве настоятеля англиканского собора в Дублине Джонатана Свифта. В «Путешествии Гулливера» (последняя часть) Гулливер попадает в страну разумных лошадей, гуингмов, где человек всего-навсего йеху.

В 1720-м году Свифт таким образом писал о человеческом роде:

Я должен чистосердечно признаться, что сопоставление множества добродетелей этих прекрасных четвероногих с человеческой испорченностью до такой степени расширило мой кругозор, что поступки и страсти человека предстали мне в совершенно новом свете. И я пришел к заключению, что не стоит щадить честь моего племени. Я воспитал в себе глубокую ненависть ко всякой лжи и притворству.

Мизантропия и ненависть к человеку - вот что такое путь к истине, с точки зрения Свифта. Конечно, это крайность, но что она символизирует? Это человек по-новому пересматривает свое отношение к животному миру, одновременно открывая самого себя, как существо, призванное к истине без всяких компромиссов. Конечно, животное и здесь всего лишь зеркало, в котором отражается человек. И еще раз: коррида в современной Москве и христианское к ней отношение?

Наталья Трауберг: Мне было очень жаль, что огромное количество людей преспокойно сидит и смотрит на гладиаторские бои. Смотреть на это спокойно богомерзко, что бы с этим быком потом ни делали. А кто был орудием, это неважно. Могли не корриду запретить, а что-то другое. Все равно, все, что делает власть, всегда мура, а все, что делает Бог, напротив. И вы можете воспользоваться и этим. Испания - одна из самых жестоких стран в мире, сам Хуан-Карлос плачет-утирается, будущий Филипп VI тоже. Глубокая языческая жестокость, она проявлялась неоднократно, она сотрясала и церкви многие. Это почти проблема номер один, это видно по протестам.

Сказать, что англичанин добрее испанца? Он менее жесток. Хотя грубый англичанин, надо заметить, не менее жесток. XVIII век в этом смысле очень показателен, потому что это уже век свободы, но еще век дикой жестокости.

Честертон человек святой, все-таки чувствовал сердцем, что умом не возьмешь, хотя он пытался, говорил, что он против охоты ничего не имеет. Это что-то такое естественное, все за ними гоняются: то за ними бежит волк, то за ними бежит дядька в алой куртке. Это есть жизнь, она вообще в этом состоит. Холодный какой-то человек, абсолютно беспомощный, не в лесу, нигде. Вот он сердцем чувствовал, что какая-то разница есть. Я не знаю, мне и то, и то страшно.

Яков Кротов: В середине XIX века происходит еще одна революция в отношении к животным, то, что называется революцией романтизма.

В России Чаадаев в своих заметках пишет о животных:

Если вы захотите узнать, что такое душа животных, то, простите, пожалуйста, обратите внимание на то, что происходит в вас самих в течение половины дня, и вы получите об этом некоторое представление. Самое важное для нас - понять, что вовсе не в течение всего дня человек остается человеком, до этого далеко.

Так писал Петр Чаадаев в России во второй четверти XIX столетия. И в то же самое время в Риме, тогда еще принадлежащем Папе, пытаются организовать общество, итальянское общество предотвращения жесткого обращения с животными. И Папа Пий IX категорически выступает против. А на другом конце земного шара Генри Дэвид Торо, американец, живший на восточном побережье, решает уйти в лес и жить там, на берегу озера абсолютно простой жизнью, жизнью, помимо прочего, вегетарианской. И в то же самое время Таро пишет, что юноша, который никогда не стрелял на охоте - это неполноценный человек, охота необходима для определенного становления.

Возможно именно потому, что Америка была более политически свободной страной, чем папский Рим с середины XIX столетия или Россия Николая I, может быть именно поэтому там романтик и гуманист не исключал для себя возможности охоты. А там, где царствовала жестокость, романтизм был крепче, и требовал, в конце концов, в конце XIX столетия даже и вегетарианство. Мода, которая появилась в Европе именно в XIX веке. Брали прецеденты тогда с Востока, очень популярного в эпоху колониализма, но, тем не менее, вегетарианство, как его проповедовали европейские христиане, это нечто совершенно новое и специфически христианское. И тогда встает вопрос: действительно ли пересмотр отношения к животному влечет за собой вегетарианство?

Наталья Трауберг: Мы не вегетарианцы по нашей слабости исключительно, по полной невозможности. Последовательно должны были быть вегетарианцами, ничего не попишешь. Я не могу так сказать, но сердцем чувствую, что Бог это попустил. Пока не пока, но попустил. Когда мы пытаемся это сделать не ради жалости к животным, не ради такой странной вещи, которую мне объяснила одна тетка, что «нет, вы не понимаете, здесь же важно то, что мы напитываемся низшими энергиями». Но совсем уже жутко (чуть ли не хуже низших энергий), когда пытаются отказываться от мяса, но оговаривают, что это не из жалости к животным (не какой-нибудь я гад сентиментальный, чтобы их жалеть), а исключительно, предположим, от благочестия. И загрызая, направо и налево кого хочешь, питаются на севере макаронами с постным маслом, после чего заболевают так, что могут выпасть вообще из жизни, отяготить всех ближних, кроме того, все время с болями, и распухшие ходят. Но что тут поделаешь? Мы финиками и лепешками не продержимся. Увы, тут белок нужен. Я знаю ответ очень простой (кроме искусственного белка), моя собственная бабушка этот ответ давала, потому что она постом не морила тех, кто в семье постился, этими макаронами, отнюдь, она все делала с фасолью. Бобы действительно восполняют.

Яков Кротов: В XX веке отношение к животным среди западных христиан сделало еще один шаг вперед. Например, католик, друг знаменитого Толкина, сам выдающийся литератор и поэт, англичанин Хилэр Беллок в одном из стихотворений своих писал: «Лучше всего молится тот, кто любит всякую тварь, большую и малую. Вот стрептококк может быть тестом, тогда я люблю его в высшей степени».

В Америке совсем недавно вышла книга «Попадет ли мой щенок на небеса?». В современной России этот вопрос даже не задают, задают вопрос: может ли собака войти в церковь? Более того, многие священники считают, что собака не может даже жить в квартире, и не идут освещать, если в квартире животное. Квартиры как-то удалось более-менее отстоять современным православным публицистам, но и они полагают и часто ссылаются на то, что есть каноны Русской православной церкви, которые предписывают освящать церковь, если там побывала собака. На самом деле таких канонов нет, есть суеверия, уходящие в глубокую древность, но это же не каноны. Есть обычаи, например, поверья, что водой, которой освящена в августе, на праздник Спаса, можно освящать храм после собаки. Но это же поверье. Надо отличать народный обычай от церковного канона. Тем не менее, возникновение такого поверья видимо неслучайно, его раскопали, чему удовлетворяет нынешняя жестокость многих православных лидеров в отношении к животным.

Наталья Трауберг: Мы пережили действительно нечто значительно худшее. Мы пережили эпоху, когда последовательно несколько поколений учили жестокости. Есть же жалость, она же есть, сколько можно ее заменять разговорами о любви, которые Бердяев назвал «стеклянной» и так далее. Что это за любовь, если ты не можешь заплакать, если кошке больно или ребенок страдает? Он эгоист, он свинья, но он все равно беззащитный, он беззащитный, это немыслимая ценность - само по себе быть беззащитным. Евангелистская ценность, которую мы, дураки старые, не можем достигнуть никак, ни мытьем, ни катаньем. И Господь уже сам что-то дает, мы беззащитны. А они беззащитны изначально, это просто священное существо.

Яков Кротов: Отношение христианства к охоте?

Глеб Якунин: Я когда-то был охотоведом, у меня диплом - «биолог-охотовед» . Но я, честно говоря, когда еще был студентом, убил замечательную белку такую. Мне как-то стало не по себе, я взял ее захоронил, и до сих вспоминаю, даже на исповеди каялся. Что ж такое, замечательная белка мужского пола, он был в разгаре своих страстей, там игра была соответствующая, а я взял его и убил. И самое неприятное чувство. Конечно, причащением такие вещи можно загнать только в подполье, как и, допустим, порнографию, наркоту. Само общество должно отказываться от этого. Конечно, это ужасно. Во-первых, это неравная борьба, по существу. В корриде в основном гибнут 90% все-таки быки, а те, кто идет с ними сражаться, тореадор, он все-таки защищен в определенном смысле. Это животные страсти в наше время! Тем более, после этих ужасных событий 11-го сентября должен мир, вошедший в третье тысячелетие, которое по существу началось с 11-го сентября, этот мир, дух времени должен меняться.

Яков Кротов: Я нашел в интернете рассказ Сергея Охапкина «Афган в храме». Документальный рассказ. Человек был поражен тем, что на Пасху священник разрешил ему с афганской борзой войти в храм и более того, дал собаке испить освященной воды. Сам священник, делая это, сознавал, что совершает определенное духовное усилие и дерзновение.

Среди современной православной богословской литературы в России есть книга Татьяны Горечевой (известной православной диссидентки 70-х годов, «Святые животные»), где она подчеркивает, что библейская заповедь человеку владычествовать зверьми, землей, это древнееврейский глагол «кабаш», и это - владычество, обладание не в смысле насилия, а в смысле распоряжения, бережного и любовного отношения к творению.

Христианин входит в таинство преображения всего мира через жертвоприношение Сына Божьего, и во Христе совершается жертва, в которой участвуют не только люди, но и все тварные существа, страдающие в этом мире. Но многие христиане, священники, подчеркивают, что из животного можно сделать кумира. У человека 20 кошек, он должен о них заботиться, и поэтому не ходит в храм. Как здесь примирить любовь к животному и обязанности человека перед Богом, перед самим собой, как угодно?

Наталья Трауберг: У меня есть пани Эльвира в Вильнюсе, мне ее Бог послал исключительно, чтобы меня научить вот этому, потому что я до сих пор не понимала. И он меня поселил рядом, в соседнем подъезде жила пани Эльвира, которая каждый вечер с двумя ведрами рыбы выходила кормить кошек по всей округе. И узнав, что я кормлю кошек, проходя по двору, привлекла меня. Если я с детьми, с семьей, с работы, какой-то вечер не шла, она говорила мне, что Бог меня проклянет. Бог в ней играл странную роль, он занимался исключительно бродячими кошками, больше она в него не верила и в костел не ходила. И меня привлекала. Увидев, как я бегу поздно вечером в страстную субботу в храм, она закричала: «К Боженьке идете, а вот вы котиков смотреть не хотите?» Но что смешно, я бежала в действительности не храм, а искать врача для Андрея Архипова, который умирал после операции. Помогла мне найти этого врача именно Эльвира, когда я, впечатлившись ее криками, пришла к ней, чтобы как-то объяснить, что сейчас я дам котикам две рыбки, и сказала, что я в действительности бегу не в храм, а человек очень сильно заболел. Тут же оказалось, что главный хирург ее ближайший друг, она его ночью выгнала туда. Значит, у нее светлые стороны были. А именно она могла и о человеке случайно подумать. Но это был редкий случай. Потому что такой злой тетки я не видела в своей жизни, даже в церквах. Она, собственно, абсолютно походила на церковную бабку, у которой есть кумир, и которая поэтому ненавидит людей. Что Бог, что кошка тут будет одинаково, потому что делается из него кумир, и это нарушение второй заповеди. Тоже очень тяжелая, болезненная вещь. По-видимому, души наши больные, если запустить, жутко больные, и чего там только в них не бывает.

В темные 70-е годы среди церковного народа было распространено такое мнение: людей надо жалеть. В жестокость вмешивается сентиментальность. Скорее всего, жалостью к себе она проецируется на жалость к другим. Ну и что? Жалость от этого хуже не становится. Ни одна добродетель на свете так не обходится без этого двойника отвратительного. Говорят, Геринг любил собак. Я думаю, что он любил не бедных голодных собак, а каких-то здоровущих мастифов. Это его дело. Значит у Геринга (если он не любил их как: «мое мужское - мастиф», а любил их жалеючи) было микропятнышко, из-за которого Господу легче будет его отмыть, помиловать и что-то с ним такое сделать.

Христианство не принимает никакого деления на чистых и нечистых животных. Ритуальной нечистоты животных в нашей вере нет. Об этом четко говорит явление апостолу Петру (Деян.10:11-15).

Животные находятся в особых отношениях с человеком: Бог сам приводил животных к человеку и смотрел, как человек будет называть их по именам. Но до поры до времени эти отношения были дружественными, а потом стали враждебными. При этом домашние животные, их способности общаться с человеком являются осколками Рая – доступными нам остатками от первозданного мира.

Наконец, участь животных сильно связана с участью самих людей. Прожившая с хозяином двадцать лет собака, которая почти читала его мысли, понимала его настроение, находилась с ним в особых отношениях, разительно отличается от обитавшей в подворотне и бегавшей ото всех людей. И посмертные участи этих собак, можно предположить, будут различаться.

Именно поэтому у человека по отношению к животным особое призвание. Приближаясь к Богу, человек должен подтянуть на другой качественный уровень бытия тварный мир. Человек должен обожиться, а животный мир – очеловечиться. И то, что домашние животные в определенном смысле очеловечиваются, тому подтверждение.

– Как к творению Божьему. Вспомним, как Адам нарекал им имена, как преподобный Сергий кормил медведя… Мы должны относиться к животным с любовью, заботиться о них, кормить бездомных. Конечно, нельзя ставить их выше человека. А то иногда мы наблюдаем, как кто-то больше любит животных, чем своего ближнего.

– Догматического учения Православной Церкви о животных не существует, есть только частные мнения святых отцов. Но даже у них встречаются два противоположных мнения относительно бессмертия души животных. Одни говорят, что душа животного распадается в момент его физической смерти, другие – что окружающие животные будут участниками Царства Христа. Достаточно распространено также мнение святых, что в рай попадут те животные, с которыми общался и которых любил хозяин (в силу их причастности к бессмертной душе человека).

Согласно Священному Писанию, на обновленной земле волк и ягненок будут пастись вместе; и лев, как вол, будет есть солому (Ис 65:25). То есть хищники станут травоядными, какими и были задуманы и сотворены Богом.

Христос неоднократно указывал на иерархию в отношении человека и животных. «Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы!» (Мф. 12: 11, 12) или «сколько же вы лучше птиц?» (Лк. 12: 24) Отметим: любовь к животным не стоит в заповедях Божиих на первом месте. Прежде всего, Господь заповедал нам любить Бога: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим» (Мф.22:37). С этой заповедью тесно связана вторая: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22:39). Если человек будет их соблюдать, то и любовь к животным займет свое подобающее место.

Пример христианского отношения к животным нам являют святые. Преподобный Серафим Саровский возле своей кельи кормил зайцев, лисиц, белок; даже медведь был кроток, приходя к святому. Преподобный Герасим Иорданский вытащил занозу из лапы льва, который после этого всю жизнь помогал святому и умер на его могиле.

Человек духовно здоровый будет любить любое творение Божие. Смерть домашних животных может вызывать печаль, но она не должна быть чрезмерной. Однако недопустимо отношение к животным доводить до уровня поклонения им – притом что сердце наше будет закрыто для помощи людям!

Но есть и другая крайность, когда к своим «меньшим братьям» у нас относятся как к неодушевлённой вещи. Мы в ответе за тех, кого приручили! И если христианин взял к себе в дом животное, обязан ухаживать за ним до конца его жизни.

Если имеется возможность помочь бездомным животным, христианин обязан это сделать. Для верующего будет грехом, если он так не поступит.

«Будьте милосердны!» – один из призывов Христа к каждому из нас. Человек с каменным сердцем не может стать участником Царства Небесного! Нельзя любить людей и в то же время ненавидеть остальное творение Бога. Я уж не говорю о том, что человек, испытывающий удовольствие при виде страданий любого творения Бога, не имеет в себе ни капли христианина. Сострадание не должно быть выборочным! Если мы выборочны в своем милосердии, значит, любви в нашем сердце нет.

– Как говорит Исаак Сирин, признак чистоты сердца – воздыхание о всей твари. В том числе, конечно, и о животных. Поэтому мы должны обращаться с ними милосердно и бесстрастно. С любовью, с благодарением Бога за прекрасную тварь, которую он создал в таком виде.